Родари Джанни. Приключения Чиполлино: глава 20-25
|
Глава 20 Герцог Мандарин и жёлтая бутылка После того как графини с принцем уехали в карете, барон Апельсин и герцог Мандарин остались полными хозяевами замка. Кроме этих двух весьма почтенных особ, в комнатах не было ни души. Прислуга, конечно, в счёт не шла. Герцог первый обнаружил, что все обитатели замка их покинули. По своему обыкновению, он взобрался на подоконник и стал угрожать, что бросится вниз и разобьётся вдребезги, если… Но некому было слушать его угрозы. «Странно! – раздумывал герцог, приставив палец ко лбу. – Обе кузины должны были бы уж давно услышать мои крики и примчаться ко мне на помощь. Почему же никто не отзывается? Может быть, я недостаточно громко кричу?» Герцог взвизгнул ещё несколько раз, а затем осторожно спустился с подоконника и пошёл к барону. – Дорогой кузен… – сказал он входя. – М‑м‑м… – промычал барон, выплёвывая крылышко цыплёнка, которое стало ему поперёк горла. – Знаете новость? – Привезли кур в курятник? – спросил барон Апельсин, который только в этот день убедился, что истребил всех пернатых в замке и в деревне и теперь доедал последнего тощего цыплёнка. – Да что там куры! – ответил герцог. – Мы остались одни, одни! Нас бросили… Замок покинут… Барон встревожился: – Так кто же приготовит нам ужин? – Вы только и беспокоитесь, что об ужине! А что, если бы нам с вами воспользоваться отсутствием наших дорогих хозяек и осмотреть погреб замка? Я слышал, что там много вин самых дорогих марок. – Не может быть! – воскликнул барон. – За столом нам подают только дрянное вино, от которого у меня надолго остаётся изжога и отрыжка. – Вот именно, – сказал герцог. – Нам‑то они дают плохое вино, а у себя в погребе прячут хорошее. Его будут подавать на стол, когда вы уедете отсюда. По правде сказать, герцогу не так уж важно было вино – ему хотелось на свободе обследовать подвалы, потому что он слышал, будто в одной из стен графини замуровали сокровища, доставшиеся им в наследство от старого графа Вишни. – Если дела обстоят так, как вы говорите, – решил разгневанный барон, – то нам следует спуститься в погреб и удостовериться собственными глазами. Наши кузины совершают тяжкий грех, если они в самом деле прячут от нас хорошие вина. Нужно откупорить их винные бочки и спасти их души! По‑моему, это наш долг. – Однако же, – продолжал герцог, наклоняясь к уху барона, – лучше было бы отпустить на сегодня этого вашего… как его зовут? Фасоль, что ли? Пойдём в погреб без него. Я сам повезу вашу тачку. Барон сейчас же согласился, и Фасоль получил отпуск на весь вечер. Но почему же, спросите вы, герцог не пошёл в погреб один, если уж он хотел найти спрятанные там сокровища? Да потому, что, если бы их застали врасплох, он мог бы свалить всю вину на барона Апельсина. У него уже был заранее заготовлен ответ: «Мне пришлось сопровождать барона помимо моей воли. Он искал бутылку вина, чтобы утолить жажду». Все это герцог хорошо обдумал, но спуститься в погреб оказалось нелёгким делом и для него и для барона. Барон тяжело переводил дух, а герцог обливался потом, толкая тачку, на которой лежал живот барона. Тачка оказалась тяжелехонькой – хорошо ещё, что везти её пришлось не вверх, а вниз и ступенек было не так уж много. О возвращении из погреба герцог пока не думал. «Как‑нибудь выберусь», – говорил он себе. Под тяжестью живота барона тачка покатилась вниз по ступенькам с такой скоростью, что, если бы окованная медью дверь погреба была закрыта, герцог и барон неминуемо расшиблись бы в лепёшку. Однако, к счастью для них, внутренняя дверь оказалась открытой. Увлекаемые тачкой, герцог и барон так и слетели со ступенек и, не останавливаясь, помчались дальше по широкому коридору между двух рядов огромных бочек, на которых стояли тысячи бутылок с запылёнными ярлыками. – Стойте, стойте! – кричал барон. – Посмотрите, сколько здесь этой божьей милости! – Дальше, дальше! – отвечал герцог. – Там впереди вино ещё лучше. Барон, видя, как проносятся мимо него целые армии бочек, целые батальоны бочонков, бочоночков, бутылок и фляжек, сокрушённо вздыхал. – Прощайте, прощайте, бедняжки! – говорил он бутылкам, провожая их глазами. – Прощайте, не мне суждено откупорить вас! В конце концов герцог почувствовал, что тачка катится все медленнее и можно наконец остановиться. Как раз в этом самом месте, в левом ряду бочек, он увидел узкий проход, а в глубине прохода – маленькую дверцу. Барон, удобно усевшись на земле, протягивал руки то направо, то налево и, не тратя даром ни минуты, хватал по две, по три бутылки, вытаскивал пробки зубами, которые у него давно уже стали крепче железа от постоянного упражнения, и опрокидывал содержимое бутылок себе в рот. Он прерывал это занятие только для того, чтобы испустить вздох удовлетворения. Герцог долго глядел на него, а потом махнул рукой и углубился в проход. – Куда это вы идёте, любезный кузен? Почему бы и вам не воспользоваться этим божьим даром? – Я ищу бутылку очень редкой марки. Кажется, я вижу её там, в глубине. – Небо вознаградит вас за такую заботливость! – пробулькал барон в перерыве между глотками. – Вы напоили жаждущего и поэтому сами никогда не умрёте от жажды. Но герцог не слышал его слов – он был очень озабочен. У дверцы не оказалось ни задвижки, ни замка, ни скважины для ключа. – Странно… – пробормотал сквозь зубы герцог. – Может быть, здесь есть какая‑нибудь секретная пружина? Он начал ощупывать дверцу сантиметр за сантиметром, ища секретный замок. Но сколько он ни щупал её, сколько ни нажимал на малейшие выступы, дверца оставалась запертой. Тем временем барон, покончив с бутылками, стоявшими поблизости от него, в свою очередь пробрался в проход между бочками и очутился рядом с герцогом, который то царапал дверцу ногтями, то стучал по ней кулаком, все более раздражаясь. – Что вы делаете, дражайший кузен? – Да вот хочу открыть эту дверцу. Мне кажется, что за ней находятся самые ценные вина. Вы останетесь довольны, если отведаете их. – Стоит ли беспокоиться! – ответил захмелевший барон. – Лучше протяните‑ка мне вон ту бутылку с жёлтой этикеткой. Это, наверно, китайское вино, а я его никогда не пробовал. Герцог стал озираться по сторонам в поисках бутылки, на которую ему указывал барон. Наконец он её увидел. Это была бутылка обычных размеров, в точности такая же, как и другие. Она отличалась от них только цветом своей наклейки. У всех остальных бутылок были красные ярлыки, а у этой – жёлтый. Герцог, проклиная в душе ненасытность барона, рассеянно протянул руку, чтобы взять бутылку. Странно! Бутылка словно приросла к полке, герцог никак не мог сдвинуть её с места. – Она как будто свинцом налита, – заметил он с удивлением и дёрнул за горлышко изо всех сил. Но едва он оторвал бутылку от полки, как таинственная дверца стала медленно и бесшумно поворачиваться на петлях. Барон с изумлением смотрел на неё. – Мой кузен! Дорогой кузен! – кричал он. – Это не бутылка‑это ключ! Смотрите: вы открыли дверцу! «Так вот в чём был секрет этого замка, а я и не догадался», – укорял себя герцог. Но не успел он подумать это, как дверца распахнулась настежь и на пороге появился мальчик, который вежливо поклонился герцогу и барону и воскликнул тоненьким, серебристым голоском: – Добрый день, синьоры! Я очень благодарен вам за то, что вы оказали мне эту любезность. Я уже три часа тщетно пытаюсь открыть дверь. Как это вы догадались, что я приду именно отсюда? – Вишенка! – в один голос закричали герцог и барон. – Мой дорогой Вишенка… – прибавил барон, который от хмеля сделался очень добродушным и ласковым. – Дорогой Вишенка, иди ко мне, я тебя поцелую! Герцог не выказывал ни малейшего восторга. «Что делает здесь этот маленький шалопай?» – думал он с досадой. Но, не желая показать, что он недоволен встречей, сказал громко: – Дорогой Вишенка, для нас большая радость предупреждать все твои желания! Но Вишенка вдруг нахмурился и заговорил холодно и резко: – Так как я не сообщал вам, кузены, что вернусь в замок через этот потайной ход, а в замке, кроме вас, никого сейчас нет, то я думаю, что вы проникли сюда не с добрыми намерениями. Говоря попросту, вы затеяли какую‑то мошенническую проделку. Но об этом мы будем судить позже… А сейчас разрешите мне представить вам моих друзей. И, посторонившись, Вишенка пропустил вперёд одного за другим всех своих приятелей: Чиполлино, Редиску, мастера Виноградинку, кума Тыкву, адвоката и всех прочих. – Да это же настоящее вторжение! – воскликнул ошеломлённый герцог. Это и вправду было вторжение, и затеял его Вишенка. Бродя по лесу, Чиполлино и Вишенка в конце концов встретились со своими друзьями и вскоре узнали, что все их противники, за исключением герцога и барона, покинули замок. Вишенке было известно, где находится потайной ход, ведущий из леса в погреб, и он предложил спутникам захватить вражескую крепость. Как вы видели, захват удался блестяще. Герцога заперли в его комнате, а сторожить его поручили тряпичнику Фасоли. Барона же оставили в погребе, потому что ни у кого не было охоты тащить эту тяжёлую тушу вверх по лестнице. Глава 21 Мистер Моркоу назначен иностранным военным советником Когда наступил вечер и замок погрузился во тьму, кое‑кто из друзей начал проявлять беспокойство. – Что мы будем делать дальше? – спрашивала кума Тыквочка. – Не можем же мы остаться здесь навсегда! Это ведь не наш дом. У нас свои дома, свои заботы и своя работа. – Да мы вовсе и не собираемся оставаться здесь, – ответил Чиполлино. – Мы вступим с врагами в переговоры и потребуем только свободы для всех нас. Когда мы будем совершенно уверены в том, что никому из нас не причинят зла, мы немедленно уйдём из замка. – Но как же мы будем защищаться? – вмешался синьор Горошек. – Ведь оборона замка – довольно сложная военная операция. Нужно знать стратегию, тактику и баллистику. – Что такое баллистика? – спросила кума Тыквочка. – Не пугайте нас, пожалуйста, непонятными словами, синьор адвокат. – Я только хочу напомнить, – пояснил Горошек, краснея, – что среди нас нет ни одного генерала. А как воевать, если во главе армии нет генерала? – Там в лесу сейчас находится по крайней мере сорок генералов, – сказал Чиполлино, – а всё‑таки они не сумели поймать нас. – Поживём – увидим, – буркнул Горошек и тяжко вздохнул. Он не хотел больше спорить, но не верил, что можно выдержать долгую осаду без генерала, который знал бы стратегию, тактику и баллистику. – У нас нет пушек, – робко вмешался кум Тыква. – У нас нет пулемётов, – пробормотал Лук Порей. – У нас нет ружей, – добавил мастер Виноградинка. – У нас будет всё, что нужно, – сказал Чиполлино. – Не беспокойтесь. А сейчас нам пора спать. Все отправились на ночлег. На широкую кровать барона Апельсина легло семеро, и на ней ещё осталось место для восьмого, А кум Черника и кум Тыква ушли в свой домик, стоявший в парке. Мастино, которого незадолго перед тем снова поселили в домике, принял их не очень‑то дружелюбно. Но, к счастью, этот свирепый пёс всегда уважал закон: посмотрев на предъявленные документы, он вынужден был признать, что домик ему не принадлежит, и согласился уйти в свою старую конуру. Кум Тыква поудобнее уселся в домике и высунулся в окошечко, а кум Черника улёгся у его ног. – Какая чудная ночь, – говорил кум Черника, – какое ясное небо! Смотрите, что это там взлетает ввысь… Неужели ракеты? Действительно, принц Лимон устроил в лесу фейерверк, чтобы развлечь графинь. Фейерверк у него был особенный. Он связывал своих солдат‑Лимончиков попарно и стрелял ими из пушки вместо ракет. Ему казалось это очень забавным зрелищем. В конце концов синьор Помидор подошёл к принцу и прошептал ему на ухо: – Ваше высочество, простите меня, но этак вы истребите всю свою армию! Только тогда принц велел прекратить развлечение, но при этом сказал со вздохом: – Ах, какая жалость! – Ага, – сказал кум Тыква, выглядывая из окна, – фейерверк кончился. Принц принялся считать уцелевших солдат, чтобы выяснить, можно ли продолжать погоню за беглецами. Оказалось, что для этой цели солдат ещё достаточно. Тем не менее погоню решено было отложить до утра. А пока принц приказал раскинуть в лесу роскошную палатку для графинь. Их уложили на очень мягкую постель, но от волнения и любопытства они ещё долго не могли уснуть. Около полуночи кавалер Помидор пошёл погулять по лесу, чтобы успокоить нервы. (Ах да, я ведь не сказал вам, что от досады и злости у него после фейерверка начались судороги.) «Какая глупость, – думал кавалер, – извести на ракеты столько здоровых солдат!» Он поднялся на высокий холм, надеясь заприметить где‑нибудь костёр, который беглецы разожгут на привале. Но вместо этого, к своему удивлению, он увидел, что окна замка ярко освещены. «Должно быть, барон и герцог развлекаются без нас в замке, – подумал он раздражённо. – Ладно же? Когда мы поймаем беглецов и покончим с Чиполлино, непременно нужно будет развязаться и с этими двумя дармоедами». Он продолжал смотреть на замок, и злость его возрастала с каждой минутой. «Бездельники, – думал он гневно. – Бандиты с большой дороги! Они разорят этих старых дур‑графинь, а мне останутся только пустые бутылки да груды телячьих и цыплячьих костей!» Постепенно во всех окнах замка свет погас, и только одно окно продолжало светиться. – Скажите пожалуйста, герцог Мандарин не может спать без света! – шипел синьор Помидор сквозь зубы. – Ему, изволите ли видеть, страшно оставаться в темноте. Но что же это он делает? Совсем из ума выжил! Он забавляется тем, что тушит и зажигает свет. В конце концов он испортит выключатель, устроит короткое замыкание, и замок сгорит. Брось! Брось сейчас же! Слышишь, что я тебе говорю! Синьор Помидор и сам не заметил, что кричит во весь голос. На мгновение он умолк и призадумался. «А что, если это какие‑нибудь тайные сигналы? – вдруг подумал он, обнаружив, что эта дурацкая забава настойчиво повторяется. – Сигналы? Но какие? С какой целью? К кому они обращены? Я бы дал золотой, чтобы узнать, что они означают. Три коротких вспышки… три длинных… снова три коротких. Темнота. А вот всё начинается снова: три коротких вспышки… три длинных… опять три коротких. Герцог, наверно, слушает радио и аккомпанирует музыке, выключая и зажигая свет. Держу пари, что это именно так. Вот чем развлекается бездельник!» Синьор Помидор вернулся в лагерь и, встретив одного из придворных, который казался ему человеком сведущим, спросил у него, не знает ли он сигнальной азбуки. – Разумеется, – ответил Лимон. – Я доктор и профессор сигнализации и даже окончил специальный факультет. – Ну, так не скажете ли вы мне, что значит вот такой сигнал? – И синьор Помидор сообщил профессору, какие сигналы подавал из окошка замка герцог. – С… О… С… Да это же сигнал бедствия! Мольба о помощи! «О помощи? – с тревогой подумал синьор Помидор. – Так, значит, это не игра! Герцог пытается известить нас о чём‑то при помощи сигналов. Значит, он в опасности, если передаёт такой сигнал». И, не раздумывая долго, кавалер поспешно направился к замку. Войдя в парк, он посвистел, чтобы подозвать к себе Мастино. Синьор Помидор ждал, что пёс выскочит из уютного домика, но с удивлением увидел, что Мастино, прижав уши, выполз из своей старой конуры. – Что случилось? – спросил кавалер Помидор. – Я уважаю закон, – с неудовольствием ответил пёс. – Законные владельцы предъявили мне бесспорные документы, и мне пришлось уступить им домик. – Какие такие законные владельцы? – Некий Тыква и некий Черника. – А где они сейчас? – Спят в своём домике. По крайней мере, я так предполагаю, хоть и не могу понять, как это можно спать в таком неудобном положении. Но, очевидно, в замке для них не хватило места. – А кто же ночует в замке? – О, много пришлого народу! Публика самого низкого разбора, как, например, сапожники, музыканты, редиски, луковицы и всякий прочий сброд. – Значит, там и Чиполлино? – Да, мне кажется, что одного из них именно так зовут. Насколько я мог понять, герцога очень оскорбило присутствие такой компании в замке: он заперся в своих комнатах и не показывался целый вечер. «Значит, он в плену, – решил Помидор. – Час от часу не легче!» – Что же касается барона Апельсина, – продолжал пёс, – то он тоже заперся, но не у себя в комнате, а почему‑то в погребе. Вот уже несколько часов я только и слышу, как хлопают в погребе пробки. – У, проклятый пьяница! – проворчал про себя синьор Помидор. – Но я не могу понять, – сказал Мастино, – как это наш Вишенка, забыв о своём графском титуле, общается с людьми столь низкого происхождения! Синьор Помидор сейчас же помчался в лес, разбудил принца и обеих графинь и рассказал им ужасные новости. Графини хотели было сейчас же вернуться в замок, но принц посоветовал им не торопиться. – После наших вечерних развлечений, – сказал он, – у нас нет достаточного количества солдат для ночного штурма. Подождём рассвета. Это благоразумнее. Он позвал синьора Петрушку, который был силён в арифметике, и велел ему снова подсчитать силы, оставшиеся в распоряжении его высочества. Синьор Петрушка вооружился куском мела, а также грифельной доской и обошёл все палатки, отмечая крестиком каждого солдата и двойным крестиком каждого генерала. Оказалось, что у принца остаётся ещё восемнадцать Лимончиков‑солдат и сорок Лимонов‑генералов – всего пятьдесят восемь человек, если не считать синьора Помидора, синьора Петрушки, самого принца Лимона, двух графинь, сыщика, его собаки и нескольких лошадей. Кавалер Помидор не видел толку в лошадях, но синьор Петрушка стал горячо доказывать, что при штурмах крепостей кавалерия бывает очень полезна, а иной раз даже необходима. Завязался долгий стратегический спор, и в конце концов принц Лимон, согласившись с доводами синьора Петрушки, поручил ему командование кавалерийским отрядом. План сражения был разработан при участии мистера Моркоу, которого по этому случаю спешно возвели в ранг иностранного военного советника. Военный советник сразу же приступил к исполнению своих обязанностей. Первым делом он посоветовал всем генералам и солдатам вымазать себе лица углём или сажей, чтобы напугать осаждённых. Принцу эта затея очень понравилась. Он приказал откупорить несколько бутылок вина и, выстроив своих генералов в ряд, принялся собственноручно раскрашивать им лица жжёной пробкой. Генералы, удостоившиеся этой высокой чести, были очень польщены. К восходу солнца у всех генералов и солдат почернели лица. Но принц этим не удовольствовался. У него осталось ещё много неизрасходованной жжёной пробки, и он потребовал, чтобы обе графини и синьор Помидор тоже вымазали себе лица сажей. Графини не осмелились возражать принцу и подчинились его приказу со слезами на глазах. Наступление началось ровно в семь часов утра. Глава 22 О том, как барон погубил двадцать генералов, сам того не желая Первая часть стратегического плана состояла в следующем: собака сыщика, пользуясь естественной дружбой, связывавшей её с графским псом Мастино, должна была уговорить его открыть ворота парка. Отсюда в парк должен был проникнуть кавалерийский эскадрон под командой синьора Петрушки. Однако эта часть плана рухнула, потому что ворота парка не были заперты. Напротив, они оказались распахнутыми настежь. У ворот стоял навытяжку Мастино и отдавал честь хвостом. Собака сыщика в испуге вернулась обратно и сообщила об этом странном обстоятельстве. – Здесь‑то и зарыта собака, – сказал мистер Моркоу, употребляя выражение, весьма распространённое у иностранных военных советников. – Факт, факт! Именно здесь она зарыта! – поддержала хозяина собака. – Что за собака и где она зарыта? – спросил принц. – Ваше высочество, тут дело не в собаке. Если мятежники оставили ворота открытыми, значит, тут приготовлена для нас ловушка. – Тогда давайте войдём в парк через заднюю калитку, – предложил принц. – Но и задняя калитка тоже открыта! Генералы Лимонной армии серьёзно призадумались – вернее, они не знали, что и думать. Самому же принцу эта война стала уже надоедать. – Она что‑то слишком долго длится, – пожаловался он кавалеру Помидору. – Такая затяжная и трудная война! Если бы я предвидел это заранее, я бы её и не начинал. Чтобы ускорить дело, принц решил принять личное участие в операциях. Он выстроил своих сорок генералов и скомандовал: – Смир‑р‑но! Сорок генералов так и застыли на месте. – Вперёд, мар‑р‑ш! Раз‑два, раз‑два… Героический отряд вошёл в ворота парка и зашагал к замку, который, как вы знаете, находился на вершине небольшого холма. Подъем показался принцу утомительным. Он стал задыхаться, вспотел и решил вернуться обратно, передав командование Лимону первого класса. – Продолжайте наступать, – сказал он, – а я иду разрабатывать план общего штурма. Благодаря моему личному вмешательству первая линия обороны уже взята. Вам же я поручаю захватить замок. Лимон первого класса отдал принцу честь и принял командование. Пройдя пять метров, он объявил пятиминутный привал. Отсюда до замка оставалось всего лишь около ста шагов, и командующий уже готовился отдать приказ о последнем натиске, как вдруг послышался страшный грохот, и с вершины холма навстречу генералам устремился какой‑то снаряд поистине невиданных размеров. Все сорок генералов, не ожидая команды Лимона первого класса, разом повернулись спиной и ринулись вниз со всей поспешностью, на какую были способны. Однако они не могли сравняться в скорости с таинственным снарядом, который через несколько секунд обрушился на них, раздавил десятка два генералов, словно спелые сливы, а затем покатился дальше, за ворота. По пути он разметал кавалерию синьора Петрушки, готовившуюся к атаке, и опрокинул карету графинь Вишен. Когда же он остановился, все увидели, что это не магнитная мина и не бочка с динамитом, а попросту несчастный барон Апельсин. – Дорогой кузен, это вы? – закричала графиня Старшая, вылезая из лежащей на боку кареты. Графиня была вся в пыли, её растрёпанные волосы развевались по ветру, а лицо было густо вымазано сажей. – Я не имею чести знать вас, синьора. Я никогда не бывал в Африке, – пробормотал барон. – Да ведь это, я, графиня Старшая! – О небо, как же это вам пришло в голову так измазаться? – Это было сделано по стратегическим соображениям, барон… Но скажите лучше, как это вы обрушились на нас? – Я прибыл к вам на помощь. Правда, немного странным способом, но у меня не было другого выхода. Я всю ночь выбирался из винного погреба, где меня заперли эти разбойники. Можете себе представить, мне пришлось прогрызть дверь погреба зубами! – О да, вы способны прогрызть днища полудюжины бочек! – проворчал синьор Помидор, все ещё дрожа от страха. – Выбравшись из погреба, я просто покатился с горы и, кажется, по дороге раздавил целый отряд негров, который, вне всякого сомнения, шёл на помощь этим разбойникам, захватившим ваш замок. Когда графиня Старшая объяснила кузену, что это были вовсе не негры, а сорок лимонных генералов, бедный барон очень огорчился, но в глубине души всё‑таки был горд своим весом и силой. Принц Лимон в эту минуту принимал ванну у себя в палатке. Узнав о гибели своих передовых частей, он сначала подумал, что враг предпринял вылазку и неожиданной атакой рассеял его отряд. Когда же его высочеству доложили, что виновником несчастья был его союзник, полный самых благих намерений, принц пришёл в ярость. – У меня нет никаких союзников – я веду свои войны сам за себя и сам по себе! – сказал он с негодованием. И, собрав оставшиеся войска – генералов, солдат и вспомогательный состав, общим счётом тридцать человек, – он произнёс речь, которую заключил словами: – Спаси меня, боже, от друзей, а от врагов я уж как‑нибудь сам избавлюсь! Принц Лимон был, в сущности, прав. Друзья у принцев всегда бывают опаснее врагов, и принцам остаётся только находить утешение в старых, избитых и довольно нескладных пословицах. Ровно через четверть часа принц Лимон пришёл в себя и приказал начать новую атаку. Десять человек бегом помчались вверх на холм, испуская дикие крики, чтобы напугать хотя бы детей и женщин, находившихся среди осаждённых. Атакующих встретили очень любезно. Я бы сказал, даже слишком любезно. Чиполлино приспособил пожарные насосы к самым пузатым бочкам винного погреба. Когда Лимончики подошли на расстояние выстрела, Чиполлино приказал: – Вином – по врагу, пли! (Он должен был бы скомандовать «Огонь!», но ведь в его распоряжении были только насосы – орудия для тушения огня, а не для разжигания его.) Осаждающих окатили мощными потоками ароматной, опьяняющей красной жидкости. Вино заливало им глаза, попадало в рот, в нос и в уши. Лимончики неминуемо захлебнулись бы или опьянели бы до бесчувствия, если бы вовремя не отступили. Кто бегом, кто ползком, пустились они в обратный путь, преследуемые струями из насосов. Когда они добрались до подножия холма, то, к великому возмущению обеих графинь, среди них не оказалось ни одного трезвого Лимончика. Можете себе вообразить, как разгневался принц Лимон: – Позор! Вас нужно всех отколотить палками? Разве можно пить красное вино натощак? Так порядочные люди не поступают. Видите, вот ещё десять человек вышло из строя! И в самом деле, десять воинов из армии принца один за другим улеглись у ног его высочества и разом, как по команде, захрапели. Положение становилось с каждой минутой все тревожнее и опаснее. Синьор Помидор рвал на себе волосы и умолял мистера Моркоу: – Да посоветуйте же что‑нибудь! Ведь вы же иностранный военный советник, чёрт вас побери! А в замке, как вы сами понимаете, царило в это время ликование. Добрая половина врагов была выведена из строя. Скоро, скоро белый флаг взовьётся там, внизу, между двумя красными столбами ворот! Глава 23 Чиполлино знакомится с пауком‑почтальоном Нет, я не буду обманывать вас: не взвился белый флаг между столбами ворот. Вместо этого на поле боя прибыла целая дивизия Лимончиков, спешно присланная из столицы, и нашим друзьям осталось либо сдаться, либо бежать. Чиполлино попытался бежать через погреб, но подземный ход, который вёл в лес, был захвачен войсками принца. Кто же открыл Лимончикам потайной ход, о существовании которого они и не подозревали? Этого я тоже от вас не скрою: предателем оказался синьор Горошек. Когда дела у Чиполлино и его компании приняли дурной оборот, адвокат сразу же перешёл на сторону врагов, боясь, как бы его не повесили во второй раз. Синьор Помидор так обрадовался, захватив Чиполлино, что отпустил всех остальных пленников по домам. Только Вишенку в наказание заперли на чердаке. А Чиполлино отправили в тюрьму в сопровождении целой роты Лимончиков и засадили в подземную камеру. Два раза в день тюремщик Лимонишка приносил ему похлёбку из хлеба и воды в щербатой миске. Чиполлино съедал похлёбку не глядя – во‑первых, потому, что был очень голоден, а во‑вторых, потому, что в его камере никогда не было света. Всё остальное время Чиполлино лежал на койке и думал: «Только бы увидеться с отцом! Или хоть, по крайней мере, дать ему знать, что я тоже тут, в одной с ним тюрьме». Днём и ночью патруль Лимончиков ходил мимо двери камеры, громко стуча каблуками. – Подбейте, по крайней мере, каблуки резиной! – кричал Чиполлино, которому эти шаги не давали спать. Но тюремщики не оборачивались на его крик. Через неделю за ним пришли. – Куда вы меня ведёте? – спросил Чиполлино. Он решил, что его тащат на виселицу. Но его всего‑навсего вывели во двор на прогулку. Направляясь к дверям по длинному тюремному коридору, Чиполлино сердился на свои ноги, которые отвыкли ходить, на глаза, которые отвыкли от света и слезились. Двор был круглый. Заключённые, одетые в одинаковую арестантскую одежду, с чёрными и белыми полосами, гуськом ходили один за другим по кругу, Говорить было строжайше запрещено. В центре круга стоял Лимонишка и выбивал дробь на барабане: – Раз‑два, раз‑два… Чиполлино вступил в круг. Впереди него шагал старый арестант со сгорбленной спиной и седыми волосами. Время от времени он глухо кашлял, и его плечи судорожно вздрагивали. «Бедный старик, – подумал Чиполлино. – Если бы он не был так стар, он был бы похож на моего отца!» Пройдя ещё немного, старик так закашлялся, что принуждён был выйти из строя и прислониться к стене, чтобы не упасть. Чиполлино бросился к нему на помощь и тут только увидел его лицо, изборождённое глубокими морщинами. Заключённый посмотрел на мальчика потухшими глазами и вдруг схватил его за плечи: – Чиполлино, мой мальчик! – Отец! Как же ты постарел!.. Отец и сын, плача, обнялись. – Не плачь, милый, – бормотал старик. – Будь молодцом, Чиполлино! – Я не плачу, отец. Мне только больно видеть тебя таким слабым и больным. А я‑то обещал освободить тебя! – Не горюй, придут и для нас счастливые дни. В эту минуту Лимонишка, отбивавший дробь, сильно стукнул по своему барабану: – Эй вы, двое! Разве не видите, что вы мне сбили весь строй? Марш вперёд! Старый Чиполлоне поспешно оторвался от сына и занял своё место в цепочке арестантов, шагавших по двору. Они ещё два раза обошли двор, а затем в том же порядке двинулись обратно в коридор, ведущий в камеры. – Я пришлю тебе весточку, – прошептал на прощание старый Чиполлоне. – Но каким образом? – Увидишь. Бодрись, Чиполлино! – Будь здоров, отец! Старик скрылся в своей камере. Камера Чиполлино была двумя этажами ниже, в подземелье. Теперь, когда Чиполлино повидался наконец с отцом, камера уже не казалась ему такой тёмной. В конце концов, немножко света всё же проникало сюда через окошечко, выходившее в коридор. Однако света было так мало, что можно было видеть только слегка поблёскивавшие штыки Лимончиков, шагавших взад и вперёд по коридору. На следующий день, когда Чиполлино, чтобы убить время, считал, сколько раз промелькнут за окошечком штыки часовых, он вдруг услышал, как его зовёт какой‑то странный, едва уловимый голосок, идущий неизвестно откуда. – Кто меня зовёт? – спросил он удивлённо. – Посмотри‑ка на стенку. – Смотрю во все глаза, но и стены‑то не вижу. – А я вот здесь, у окошечка. – А, теперь вижу! Ты паук. Да что ты тут делаешь? Ведь здесь и мух‑то нет. – Я паук Хромоног. Моя паутина в камере верхнего этажа. Когда я хочу есть, то заглядываю в свои сети и всегда нахожу там что‑нибудь съедобное. Какой‑то Лимонишка грубо стукнул в дверь: – Эй, замолчи! С кем ты там разговариваешь? – Я читаю молитвы, которым меня научила моя мать, – ответил Чиполлино. – Молись потише, – приказал тюремщик. – Ты нас с ноги сбиваешь! Лимончики были такие тупицы, что при малейшем шуме не могли идти в ногу. Паук Хромоног спустился пониже и прошептал своим тонким, как паутинка, голоском: – Я принёс тебе письмецо от отца. И действительно, он опустил опутанную паутиной записочку. Чиполлино схватил её и сейчас же прочёл. В записочке говорилось: «Дорогой Чиполлино, я знаю все твои приключения. Не огорчайся, что дела твои идут хуже, чем ты ожидал. На твоём месте я вёл бы себя так же, как ты. Конечно, сидеть в тюрьме очень неприятно, но я полагаю, что здесь ты многому научишься и у тебя будет время поразмыслить о том, что ты видел и пережил. Тот, кто принесёт тебе это письмо, – наш тюремный почтальон. Доверься ему во всём и пошли мне через него весточку. Горячо обнимаю тебя. Твой отец Чиполлоне». – Прочёл до конца? – спросил Хромоног. – Да, прочёл. – Ладно. Теперь положи письмецо в рот, разжуй и проглоти. Стража не должна его видеть. – Сделано, – сказал Чиполлино, разжёвывая записку. – А пока, – сказал Хромоног, – до свидания. – Куда ты идёшь? – Почту разносить. Тут только Чиполлино разглядел, что у паука висит на шее сплетённая из паутинок сумка – вроде той, какую носят почтальоны. Сумка была полна записочек. – Ты разносишь эти письма по камерам? – Уже пять лет, как я этим занимаюсь: каждое утро обхожу камеры и собираю письма, а потом их разношу. Охрана ещё ни разу меня не поймала и не нашла ни одной записочки. Таким образом заключённые могут поддерживать связь друг с другом, не боясь, что их письма перехватят. – А откуда они берут бумагу? – Они пишут вовсе не на бумаге, а на обрывках рубашек. – Теперь я понимаю, почему у этой записочки был такой странный вкус, – сказал Чиполлино. – А чернила, – продолжал паук, – делаются из арестантской похлёбки с примесью толчёного кирпича. – А кирпич откуда? – Да ведь стены‑то в тюрьме кирпичные! – Понятно, – сказал Чиполлино. – Заходи, пожалуйста, завтра в мою камеру. Я тебе дам письмецо. – Обязательно зайду, – обещал почтальон и отправился своим путём, чуть‑чуть прихрамывая. – Ты что, ушиб ногу? – спросил Чиполлино, – Да нет, это ревматизм. Понимаешь ли, мне вредно жить в сырости. Я уже старик, мне бы нужно переселиться в деревню. Там у меня есть брат, который живёт на кукурузном поле. Каждое утро он раскидывает меж стеблей свою паутину и целый день наслаждается солнцем и чистым воздухом. Он много раз приглашал меня к себе, но ведь я не могу бросить свою работу. Когда берёшься за что‑нибудь, так уж надо выполнять дело до конца. А кроме того, у меня свои счёты с принцем Лимоном. Его придворный лакей убил моего отца: прихлопнул бедного старика на кухне. Там на стенке до сих пор ещё осталось чуть заметное пятнышко. Иногда я захожу поглядеть на этот памятный мне след и говорю себе: «Когда‑нибудь и принца Лимона прихлопнут, да так, что даже и следа не останется». Правильно я говорю? – Никогда я ещё не видел такого благородного паука! – с восхищением сказал Чиполлино. – Каждый делает что может, – скромно ответил маленький почтальон. Прихрамывая, он добрался до окошка и пролез в коридор под самым носом у какого‑то Лимонишки, который в эту минуту заглянул в «глазок», чтобы удостовериться, все ли в порядке. Выбравшись из камеры, Хромоног спустился по паутинке и отправился дальше по своим делам. Глава 24 Чиполлино теряет всякую надежду В тот же день Чиполлино оторвал клочок от своей рубашки и разделил его на несколько кусков. «Вот и почтовая бумага, – подумал он с удовлетворением. – Теперь подождём, пока принесут чернила». Когда Лимонишка принёс ему похлёбку на ужин, Чиполлино не стал её есть. Ложкой он наскрёб со стены немного кирпича, насыпал его в воду и хорошенько размешал, а затем черенком той же ложки написал несколько писем. "Дорогой отец! – говорилось в первом письме. – Ты помнишь, что я тебе обещал? Так вот, эта минута приближается. Я все хорошо обдумал. Целую тебя. Твой сын Чиполлино ". В письме, адресованном Кроту, говорилось: "Милый старый Крот, не думай, что я тебя забыл. В неволе мне делать нечего, и я всё время думаю о старых друзьях. Я думал, думал и придумал, что ты, наверно, можешь помочь мне и моему отцу. Я знаю, что это нелегко. Но если тебе удастся собрать сотню кротов, то общими усилиями вы преодолеете все трудности. Жду твоего скорого ответа, то есть жду тебя в своей камере. Итак, до свидания. Твой старый друг Чиполлино". Постскриптум: «Здесь у тебя глаза не заболят. В моём подземелье темнее, чем в чернильнице». Третье письмо гласило: "Дорогой Вишенка! Я о тебе ничего не знаю, но уверен, что ты не приуныл после нашей неудачи. Даю тебе слово, что скоро мы рассчитаемся с кавалером Помидором сполна. Здесь я подумал о многом, о чём не было времени думать на воле. Жду твоей помощи. Посылаю тебе письмо для Крота. Положи его в условленном месте. Скоро напишу ещё. Привет всем. Чиполлино". Он запрятал письма под подушку, вылил оставшиеся чернила в ямку под кроватью, отдал пустую миску Лимонишке и лёг спать. На следующее утро тот же почтальон принёс ему новое письмо от отца. Старый Чиполлоне писал, что он будет очень рад весточкам от сына, но советует ему расчётливо тратить свою рубашку. Чиполлино оторвал почти половину рубашки, разостлал её на земле, окунул палец в чернила и начал писать. – Что ты делаешь! – остановил его почтальон. – Если ты будешь тратить на каждое письмо такой большой лист, то через неделю тебе не на чём будет писать. – Не беспокойся, – ответил Чиполлино, – через неделю меня уже здесь не будет! – Сынок, боюсь, что ты заблуждаешься! – Возможно. Но вместо того чтобы делать мне замечания, не можешь ли ты протянуть мне руку помощи? – Все восемь моих ног в твоём распоряжении. Что ты задумал? – Я хочу нарисовать план тюрьмы, точно отметить на нём все этажи, наружную стену, двор и прочее. – Ну, это не трудно: я знаю в тюрьме каждый квадратный сантиметр. С помощью паука Хромонога Чиполлино начертил план тюрьмы и крестиком отметил двор. – Почему ты здесь поставил крестик? – спросил паук. – Это я тебе объясню в другой раз, – ответил Чиполлино уклончиво. – А пока я дам тебе три письма: одно из них – к отцу, а вот эти два письма и план надо отнести моему другу. – За тюремные ворота? – Да. Молодому графу Вишенке. – А далеко он живёт? – В графском замке, на холме. – Ах, я знаю, где это! Мой двоюродный брат служит на чердаке в этом замке. Он много раз приглашал меня к себе, но у меня всё не было свободного времени. А говорят, что там очень красиво. Что ж, я, пожалуй, отправлюсь туда, но кто же будет разносить за меня почту? – На дорогу туда и обратно у тебя уйдёт только два дня, хоть ты и хромаешь на одну ногу. Я полагаю, что два дня можно обойтись и без писем. – Я бы не стал отлучаться и на один день, – сказал усердный почтальон, – но если эти письма надо доставить срочно… – Очень срочно! – перебил его Чиполлино. – Речь идёт о чрезвычайно важном деле, от которого зависит освобождение заключённых. – Всех заключённых? – Да, всех, – сказал Чиполлино. – В таком случае, я отправлюсь в путь, как только разнесу сегодняшнюю почту. – Мой дорогой друг, я не знаю, как и отблагодарить тебя! – Я делаю это не ради благодарности, – ответил хромой почтальон. – Если тюрьма опустеет, я смогу наконец поселиться в деревне. Он положил письма в сумку, надел её на шею и, хромая, отправился к окошечку. – До свидания, – прошептал Чиполлино, провожая взглядом почтальона, который на этот раз вскарабкался на потолок для большей безопасности. – Счастливого пути! С того мгновения, как паук исчез за окошком, Чиполлино стал считать часы и минуты. Время тянулось очень медленно: час, два, три, четыре… Когда миновали сутки, Чиполлино подумал: «Сейчас он уже где‑то поблизости от замка. Только найдёт ли он дорогу? Ну конечно, найдёт. В окрестностях замка много пауков, и если они узнают, что он приходится двоюродным братом известному пауку с графского чердака, кто‑нибудь его и проводит». И Чиполлино представил себе, как старый, седой паучок, прихрамывая, карабкается на чердак, как он узнает у своего двоюродного брата, где комната Вишенки, а потом спускается вниз по стене к постели мальчика и, тихонько разбудив его, передаёт письма. Чиполлино места себе не находил. С часу на час, с минуты на минуту ожидал он возвращения почтальона. Но прошёл второй, третий день, а Хромоног все ещё не показывался. Заключённые были очень встревожены отсутствием писем. Перед уходом почтальон никому из них не сообщил о своём тайном поручении, а сказал, что берет на два дня отпуск. Почему же он не возвращается? Уж не решил ли он навсегда покинуть тюрьму и отправиться в деревню, о чём так давно мечтал? Заключённые не знали, что и подумать. Но больше всех беспокоился Чиполлино. На четвёртый день арестантов вывели на прогулку. Чиполлино стал искать глазами отца, но его на дворе не было, и никто не мог сказать, что с ним. Обойдя несколько раз тюремный двор, Чиполлино вернулся в свою камеру и в отчаянии бросился на койку. Он почти утратил всякую надежду. Глава 25 Приключение паука Хромонога и паука Семь с половиной Что же случилось с пауком‑почтальоном? Сейчас я вам все расскажу. Выйдя из тюрьмы, он пошёл по улице, держась поближе к тротуару, чтобы его не раздавили телеги, коляски и кареты. Но тут он чуть было не угодил под колесо велосипеда и был бы раздавлен, если бы не успел отскочить в сторону. «Батюшки мои! – подумал он испуганно. – Моё путешествие чуть не кончилось прежде, чем началось». К счастью, он увидел неподалёку открытый люк и спустился в сточную трубу. Едва он туда залез, кто‑то окликнул его по имени. Паук оглянулся и увидел своего дальнего родственника. Родственник этот жил раньше на кухне графского замка. Звали его Семь с половиной, потому что у него было семь с половиной ног: половину восьмой ноги он потерял из‑за несчастного случая – после неудачного столкновения с половой щёткой. Хромоног вежливо поздоровался со старым знакомым, и Семь с половиной пошёл с ним рядом, болтая о том о сём, а больше всего – о том, как он потерял половину восьмой ноги. Семь с половиной то и дело останавливался, чтобы рассказать поподробнее о своей роковой встрече со злополучной щёткой, но Хромоног тащил его дальше, не поддаваясь искушению поболтать по душам со своим спутником. – Куда же ты так спешишь? – спросил наконец Семь с половиной. – К двоюродному брату, – уклончиво ответил Хромоног. В тюрьме он научился хранить тайны и поэтому умолчал о том, что несёт письма от Чиполлино к Вишенке и Кроту. – К двоюродному брату? – переспросил Семь с половиной. – К тому, что живёт в замке? Он меня давно зовёт пожить недельку у него на чердаке. Так знаешь что, я пойду с тобой вместе – сейчас у меня нет никаких срочных дел. Хромоног не знал, радоваться ли ему компании или нет. Но потом он решил, что вдвоём идти веселее, да к тому же этот неожиданный спутник может оказать ему помощь, если с ним случится какая‑нибудь беда. – Что ж, пойдём, – приветливо ответил он. – Но только не можешь ли ты идти немного быстрее? Дело в том, что у меня есть важное поручение, и я не хотел бы запаздывать. – Ты всё ещё служишь почтальоном в тюрьме? – спросил Семь с половиной. – Нет, я уволился, – ответил Хромоног. Хотя Семь с половиной был его приятелем и даже родственником, но о некоторых вещах не следует говорить даже самым закадычным друзьям. Мирно беседуя, они вышли за пределы города и позволили себе наконец вылезти из сточной трубы. Хромоног вздохнул с облегчением, потому что в трубе был такой спёртый воздух, что у него кружилась голова. Вскоре оба спутника оказались в поле. Был чудесный день, ветер слегка шевелил душистую траву. Семь с половиной так жадно разевал рот, будто хотел разом вдохнуть в себя весь воздух. – Как тут прекрасно! – восклицал он. – Вот уже три года, как я носа не высовывал из моей душной сточной трубы. А теперь, кажется, я ни за что не вернусь обратно. Не поселиться ли мне здесь, в этой тихой и пустынной сельской местности? – Кажется, местность эта довольно густо заселена, – возразил Хромоног, указывая своему товарищу на длинную вереницу муравьёв, которые тащили гусеницу в муравейник. – Городским синьорам, по‑видимому, не нравится наше деревенское общество, – ехидно заметил кузнечик, сидевший на пороге своей норки. Семь с половиной захотел во что бы то ни стало остановиться и объяснил кузнечику, что именно думает он о деревенском обществе. Кузнечик ответил. Семь с половиной возразил. Кузнечик протрещал что‑то. Семь с половиной не согласился с ним. В общем, разговор затянулся, а время шло, не останавливаясь ни на минуту. Вокруг спорящих собралось много всякого народа: кузнечики, жуки, божьи коровки и на значительном расстоянии – даже несколько отважных мошек. Воробей, который до этого делал вид, будто регулирует уличное движение, обратил внимание на это сборище и подлетел, чтобы рассеять его. Тут он сразу же заметил Семь с половиной. – Чик‑чирик! Недурной кусочек для моих воробышков! – прочирикал он. Хорошо ещё, что какая‑то мошка вовремя подняла тревогу: – Спасайтесь! Спасайтесь! Полиция! В один миг все жуки, божьи коровки исчезли, словно их поглотила земля. Семь с половиной и Хромоног укрылись в норке кузнечика, который поспешно закрыл входную дверь и стал у порога на страже. Семь с половиной весь дрожал от страха, а Хромоног начал уже раскаиваться в том, что взял с собой такого болтливого спутника, который затеял спор с первым встречным и привлёк внимание полиции. «Ну вот, меня уже взяли на заметку, – думал старый почтальон. – Воробей, конечно, записал меня в свою книжечку. А уж раз попадёшь в эту книжечку – добра не жди!» Он повернулся к Семи с половиной и сказал ему: – Послушай, кум, видишь ли, путешествие наше становится очень опасным. Может быть, нам следует расстаться? – Ты меня, право, удивляешь! – воскликнул Семь с половиной. – Сначала ты сам уговаривал меня идти с тобой, а теперь хочешь оставить меня в беде. Хороший же ты друг, нечего сказать! – Да ведь это же ты предложил идти со мной вместе! Ну да ладно, дело не в этом. Я иду в замок с важным поручением и не намерен сидеть в этой норке целый день, хоть я и очень благодарен кузнечику за его гостеприимство. – Хорошо, я пойду с тобой, – согласился Семь с половиной. – Я обещал твоему двоюродному брату навестить его и хочу сдержать слово. – Так пойдём же! – сказал Хромоног. – Подождите минутку, синьоры: я выгляну за дверь и узнаю, где полиция, – предложил осторожный кузнечик. Оказалось, что Воробей был всё ещё на своём посту. Он летал низко над землёй и внимательно осматривал траву. Семь с половиной озабоченно вздохнул и сказал, что при таких обстоятельствах он не сделает ни шагу. – Ну, если так, я пойду один! – решительно заявил Хромоног. – Что ты, я ни за что не позволю тебе рисковать жизнью! – возмутился Семь с половиной. – Я знал твоего покойного отца и ради его памяти должен помешать тебе идти навстречу верной гибели! Оставалось сидеть и ждать. А так как Воробей был неутомим и не желал убираться на покой, то весь день прошёл в томительном ожидании. Только на закате полиция наконец удалилась в свои казармы – на кипарисы у кладбища, – и наши путешественники решились снова пуститься в путь. Хромоног был очень огорчён тем, что потерял целый день. За ночь они могли бы наверстать потерянное время и уйти довольно далеко, но внезапно Семь с половиной объявил, что он очень устал и хочет отдохнуть. – Это невозможно, – запротестовал Хромоног. – Совершенно невозможно! Я не могу больше останавливаться в пути. – Значит, ты хочешь бросить меня на полдороге ночью? Так‑то ты обходишься со старым другом твоего отца! Хотел бы я, чтобы этот бедный старик был жив и хорошенько пробрал тебя за бессердечное отношение к родственникам! Хромоногу пришлось и на этот раз покориться. Путники отыскали удобное местечко за водосточной трубой какой‑то церкви и устроились на отдых. Нет нужды говорить, что Хромоног всю ночь не мог сомкнуть глаза и с яростью смотрел на своего товарища по путешествию, который блаженно похрапывал. «Если бы не этот трус и болтун, я бы сейчас был уже на месте, а может быть, и на обратном пути!» – думал он. Едва небо просветлело на востоке, он без лишних проволочек разбудил Семь с половиной. – В путь! – приказал он. Но ему ещё пришлось подождать, пока Семь с половиной приведёт себя в порядок. Старый бездельник аккуратно почистил все свои семь с половиной ног и только после этого заявил, что готов двинуться дальше. Утро прошло без особых приключений. Около полудня путники оказались на широкой, гладко утоптанной площадке, испещрённой множеством непонятных следов. – Странное место! – сказал Семь с половиной. – Можно подумать, что здесь прошла целая армия. В конце площадки виднелась низкая постройка, из которой доносились какие‑то громкие, тревожные голоса. – Я не любопытен, – забормотал снова Семь с половиной, – но я бы отдал вторую половину своей восьмой лапки, чтобы узнать, где мы находимся и кто там живёт! Но Хромоног быстро шёл вперёд, не оглядываясь по сторонам. Он смертельно устал, потому что не спал всю ночь, и у него болела голова от жары. Ему казалось, что он никогда не доберётся до замка, словно по мере их пути замок не приближался, а отдалялся. Кто знает, не сбились ли они с дороги: ведь сейчас уже должны были показаться вдали высокие башни замка… Да, конечно, они заблудились в пути. Ведь оба они стары и не носят очков (потому что никто ещё никогда не видел паука в очках). Могло случиться, что они прошли мимо замка, не заметив его. Хромоног был весь погружён в свои печальные размышления, когда маленькая зелёная гусеница стрелой промчалась мимо него с криком: – Спасайся кто может! Куры! – Мы пропали! – прошептал в ужасе Семь с половиной, который слышал не раз об этих огромных и прожорливых птицах. Не помня себя, пустился он бежать, быстро перебирая своими семью длинными и тонкими ногами и припрыгивая на культяпке восьмой. Его хромой спутник не был так проворен – во‑первых, потому, что был слишком занят своими мыслями, а во‑вторых, ему никогда ещё не приходилось встречаться с курами и даже слышать о них. Но когда одна из этих незнакомых страшных птиц занесла над ним свой клюв, у него хватило присутствия духа швырнуть сумку с письмами товарищу и крикнуть ему на прощание: – Отнеси… Но у него уже не осталось времени сказать, кому предназначались эти письма. Курица проглотила его в один миг. Бедный хромой почтальон! Ему уже не придётся больше разносить почту из камеры в камеру и болтать с заключёнными. Никто не увидит больше, как он, ковыляя, карабкается по сырым мрачным стенам тюрьмы… Гибель товарища была спасением для Семи с половиной. Он успел ускользнуть за сетку, которой были огорожены курятник и площадка, и оказался в безопасности прежде, чем курица обернулась в его сторону. После этого он надолго потерял сознание. Когда Семь с половиной пришёл в себя, то никак не мог сообразить, где он находится. Солнце уже заходило – значит, он пролежал в обмороке несколько часов. В двух шагах от себя он увидел страшный профиль курицы, которая всё это время не теряла его из виду и тщетно старалась просунуть клюв через дырочки частой проволочной сетки. Этот ужасный клюв сразу напомнил ему о печальной кончине Хромонога. Семь с половиной вздохнул об участи погибшего друга и попытался сдвинуться с места. Тут только он обнаружил, что его искалеченная восьмая нога придавлена какой‑то тяжестью. Это была почтовая сумка, которую Хромоног бросил ему перед смертью. "Мой храбрый друг завещал мне отнести письма кому‑то, – подумал Семь с половиной. – Но кому, куда?.. Не лучше ли бросить эту сумку с письмами в первую же канаву и вернуться в сточную трубу? Там нет ни воробьёв, ни кур. Правда, в трубе очень душно, но зато вполне безопасно. Впрочем, пожалуй, я загляну в сумку, но только из любопытства”. Он начал читать письма и не мог удержаться от слёз. Ему пришлось смахнуть не одну слезу, чтобы иметь возможность продолжать чтение. – И он не сказал мне ни слова о своём поручении! А я‑то ничего не знал и задерживал его своей болтовнёй в то время, как ему нужно было так спешить! Нет, нет, теперь мне всё ясно: по моей вине погиб Хромоног, и я обязан выполнить его последнюю волю. Пусть мне суждено умереть, зато, по крайней мере, я сделаю что‑нибудь, чтобы почтить память верного друга. Семь с половиной пустился в путь, даже не дав себе времени поспать, и на заре благополучно прибыл в замок. Он легко нашёл дорогу на чердак и был радостно встречен своим родственником‑пауком. После краткой беседы обо всём, что случилось, оба они передали письма Вишенке, который всё ещё сидел на чердаке, наказанный за участие в мятеже. Потом паук, проживавший в замке, предложил Семи с половиной провести у него все лето, и старый болтун охотно согласился: обратный путь казался ему слишком страшным. Приключения Чиполлино: глава 26-29 Источник: http://vogelz.ru/ | |
|
| |
| Просмотров: 1747 | |