Арабские сказки. 1000 и 1 ночь: Сказка о Хасане басрийском (ночи 797—802)
|
Семьсот девяносто седьмая ночь. Когда же настала семьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Хасана стала плакать в часы ночи и части дня из-за разлуки со своим сыном и его женой и детьми, и пот то, что было с нею. Что же касается до её сына Хасана, то когда он приехал к девушкам, те стали его заклинать, чтобы он провёл у них три месяца, а после этого они собрали для него денег и приготовили ему десять тюков – пять с золотом и пять с серебром, – и приготовили один тюк припасов и отправили его и выехали с ним. И Хасан стал заклинать их воротиться, и они начали обниматься на прощанье, и младшая девушка подошла к Хасану и обняла его и плакала, пока её не покрыло беспамятство, а потом она произнесла такие два стиха: «Угаснет когда огонь разлуки вблизи от вас, И страсть успокою я, и будем мы вместе вновь? Страшит меня день разлуки с вами я мучает, Прощанье же лишь сильней, владыки, ослабило». И подошла к нему вторая девушка и обняла его и сказала такие два стиха: «Прощаться с тобою, – как с жизнью прощаться, Тебя потерять-потерять всех друзей! Отъезд твой мне душу огнём прожигает, А близость твоя – в ней скрывается рай!» И подошла к нему третья девушка и обняла его и произнесла такие два стиха: «Мы прощанье оставили в день разлуки Не по лени, и нет дурной здесь причины, Ты – мой дух ведь, поистине, несомненно, Как мне с духом хотеть моим распрощаться?» И подошла четвёртая девушка и обняла его и произнесла такие два стиха: «Заставляет плакать рассказ меня о разлуке с ним, Рассказал его потихоньку мне при прощанье он, Он – жемчуг тот, что доверила я ушам моим, И я выпила в виде слез его из очей моих». И потом подошла пятая девушка и обняла Хасана и произнесла такие два стиха: «Не трогайся, – ведь без вас не будет мне стойкости, Проститься чтоб я могла теперь с отъезжающим, Терпения больше нет, чтоб встретить разлуку нам, И слез уже нет, чтобы их пролить на кочевья след». И потом подошла к нему шестая девушка и обняла его и сказала такие два стиха: «Сказала я, как уехал караван их (А страсть из тела мне вырывала душу): «Когда бы был властелин со мною могучий, Все корабли я б силой захватила». И потом подошла седьмая девушка и обняла Хасана и сказала такие два стиха: «Увидишь прощанье ты – будь стоек, И пусть не страшит тебя разлука! И жди возвращения ты вскоре — «Прощанье» прочти назад: «вернулись» [619]. И ещё такие стихи: «Я печалился, что расстался с вами и вы вдали, Нет силы в сердце, чтоб проститься с вами мне, Аллах лишь знает, что прощаться я не стал, Боясь, что сердце мне растопит боль». И Хасан простился с девушками и плакал, пока не лишился чувств по причине разлуки с ними, и потом он произнёс такие стихи: «В день разлуки струи из глаз моих потекли чредой. Как жемчужины, – ожерелья их я из слез низал. Ушёл погонщик и их увёл, и не мог найти Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей. Я простился с ними, затем ушёл с моей горестью, И оставил я прежних встреч места и свой стан забыл. И вернулся я, позабыв дорогу, и буду я Лишь тогда спокоен, когда, вернувшись, увижу вас. О Друг, к рассказам о любви прислушайся — Не годится сердцу не впять тому, что скажу тебе. О душа моя – коль рассталась с ними, расстанься же С наслажденьем жизнью и вечности не желай себе». И затем он ускорял ход ночью и днём, пока не прибыл в Багдад, Обитель Мира и святыню халифата Аббасидов, и не узнал о том, что случилось после его отъезда. И он вошёл в дом и пришёл к своей матери, чтобы её приветствовать, и увидел, что её тело похудело и кости её стали тонкими от великих рыданий, бессонницы, плача и стонов, так что она сделалась подобна зубочистке и не могла отвечать на слова. И Хасан отпустил верблюдов и подошёл к своей матери и спросил её про жену и детей, и старуха так заплакала, что её покрыло беспамятство, и, увидав, что она в таком состоянии, Хасан стал ходить по дому и искать свою жену и детей, но не нашёл и следа их. И потом он посмотрел в кладовую и увидел, что она открыта и сундук открыт, и не нашёл в нем одежды. И тогда он понял, что его жена завладела одеждой из перьев и взяла её и улетела, взяв с собой своих детей. И он вернулся к своей матери и, увидев, что она очнулась от обморока, спросил её, где его жена и дети, и старуха заплакала и воскликнула: «О дитя моё, да увеличит Аллах за них твою награду! Вот три их могилы!» И, услышав слова своей матери, Хасан вскрикнул великим криком и упал, покрытый беспамятством, и оставался в обмороке с начала дня до полудня. И прибавилось горя к горю его матери, и она потеряла надежду, что Хасан будет жить. А очнувшись, Хасан принялся плакать и бить себя по лицу и разорвал свою одежду и начал в смятении кружить по дому и произнёс такие два стиха: «Таю я к ним любовь, покуда можно, Но пламя страсти все не потухает. Кому разбавлен был огонь любовный? Я пил любовь без примеси без всякой». И ещё: «И до меня разлуки горесть знали, Её боялся и живой и мёртвый, Но то, что затаили мои ребра, — Я этого не видел и не слышал». А окончив свои стихи, он взял меч и обнажил его и, придя к своей матери, сказал ей: «Если ты не осведомишь меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и убью себя!» И его мать воскликнула: «О дитя моё, не делай этого! Я расскажу тебе. Вложи меч в ножны и садись, и я расскажу тебе, что случилось», – сказала она потом. И когда Хасан вложил меч в ножны и сел с нею рядом, она повторила ему эту историю с начала до конца и сказала: «О дитя моё, если бы я не увидела, что она плачет и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она тебе пожалуется и ты на меня рассердишься, я бы не пошла с ней в баню, и если бы Ситт-Зубейда не рассердилась на меня и не взяла от меня ключ силой, я бы не вынула одежду, даже если бы умерла. Но ты знаешь, о дитя моё, что нет руки, длинней руки халифа. И когда принесли одежду, твоя жена взяла её и осмотрела, и она думала, что на ней чего-нибудь не хватает, но увидала, что с одеждой ничего не случилось. И тогда она обрадовалась и, взяв детей, привязала их к себе к поясу и надела одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для неё с себя все, что на ней было, в уваженье к ней и к её красоте. А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхнулась и превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и все на неё смотрели и дивились на её красоту и прелесть, а потом она полетела и оказалась на верху дворца и посмотрела на меня и сказала: „Когда твой сын вернётся и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть оставит родину и отправится на острова Вак". Вот что было с нею в твоё отсутствие…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Семьсот девяносто восьмая ночь. Когда же настала семьсот девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, услышав слова своей матери, которая рассказала ему обо всем, что сделала его жена, Хасан вскрикнул великим криком и упал без чувств. И он остался лежать так до конца дня, а очнувшись, стал бить себя по лицу и извиваться на земле, точно змея, и мать его просидела подле него, плача, до полуночи. А Хасан, очнувшись после обморока, заплакал великим плачем, и произнёс такие стихи: «Постойте, взгляните на того, кого бросили: Быть может, и сжалитесь вы после суровости. Его не узнаете, увидев, вы, – так он хвор — Как будто, клянусь Аллахом, он не знаком был вам! Поистине, он мертвец от страсти великой к вам, Считался бы мёртвым он, когда б не стонал порой. Разлуку ничтожною считать вам не следует: Влюблённым она горька, и легче им будет смерть». А окончив свои стихи, он поднялся и стал кружить по дому, стеная, плача и рыдая, и делал так пять дней, не вкушая в это время ни пищи, ни питья. И его мать подошла к нему и стала брать с него клятвы и заклинать его, чтобы он умолк и перестал плакать, но Хасан не принимал её слов и не переставая рыдал и плакал. И его мать утешала его, а он ничего не слушал, и потом он произнёс такие стихи: «О, так ли воздают за страсть к любимым, Таков ли нрав газелей чернооких? Пчелиный мёд меж уст её найдёшь ты Иль лавочку, где вина продаются? Расскажите мне вы историю тех, кто в любви убит, — Печального утешит подражанье. И главы своей не клони, стыдясь, пред упрёком ты, — Не первый ты средь умных очарован». И Хасан все время плакал таким образом до утра, а потом его глаза заснули, и он увидел свою жену, печальную и плачущую. И он поднялся от сна, с криком, и произнёс такие два стиха: «Твой призрак передо мной, на миг не уходит он, И в сердце ему назначил лучшее место я, Когда бы не надежда встречи, часа б не прожил я, Когда б не видение во сне, не заснул бы я». А когда наступило утро, его рыдания и плач усилились, и он все время был с плачущим оком и печальным сердцем, и не спал ночей и мало ел. И он провёл таким образом целый месяц. И когда этот месяц миновал, ему пришло на ум поехать к своим сёстрам, чтобы они помогли ему в его намерении разыскать жену, и он призвал верблюдов и нагрузил пятьдесят верблюдиц иракскими редкостями, и сел на одного из них, поручив своей матери заботиться о доме, и все свои вещи он отдал на хранение, кроме немногих, которые он оставил в доме. И затем он поехал и направился к своим сёстрам, надеясь, что, может быть, найдёт у них помощь, чтобы соединиться со своей женой, и ехал до тех пор, пока не достиг дворца девушек на Горе Облаков. И он вошёл к ним и предложил им подарки, и девушки обрадовались им и поздравили Хасана с благополучием и спросили его: «О браг наш, почему ты поспешил приехать? Ведь ты отсутствовал не больше двух месяцев». И Хасан заплакав и произнёс такие стихи: «Я вижу, душа скорбит, утратив любимого, И жизнь с её благами ей больше не радостна. Недуги мои – болезнь, лекарства которой нет. А может ли исцелить больного не врач его О сладость, отнявшая дремоту, оставив нас, — Расспрашивал ветер я о вас, когда веял он. Недавно ведь с милою он был, а краса её Так дивна, что из очей не слезы бегут, а кровь. О путник, в земле её на время прервавший путь — Быть может, нам оживит сердца ветерок её». А окончив свои стихи, он вскрикнул великим криком и упал без памяти, и девушки сидели вокруг него, плача, пока он не очнулся от обморока, а очнувшись, он произнёс такие два стиха: «Надеюсь, что, может быть, судьба повернётся И милого приведёт, – изменчиво время. Примет мне на помощь рок, желанья свершит мои, И после минувших дел случатся другие». А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнёс такие два стиха: «Аллахом клянусь, предел недугов и горестей, Довольна ли ты? В любви, клянусь, я доволен! Покинешь ли без вины меня и проступка ты? Приди же и пожалей былой ты разлуки». А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнёс такие стихи: «Покинул нас сон, и сблизилось с нами бденье, И щедро глаз хранимые льёт слезы. И от страсти плачет слезами, точно кораллы, он, Чем дальше, тем все больше и обильней. Привела тоска, о влюблённые, огонь ко мне: Меж рёбрами моими он пылает. Как тебя я вспомню, так с каждою слезинкою Из глаз струятся молнии и громы». А окончив свои стихи, он так заплакал, что его покрыло беспамятство, а очнувшись от обморока, произнёс такие стихи: «В любви и страданиях вы верны, как верны мы? И разве так любите вы нас, как мы любим вас? О, если б убил Аллах любовь – как горька она! Узнать бы мне, что любовь желает от нас теперь. Прекрасный ваш лик, хоть вы далеко от нас теперь, Стоит перед взорами, где б ни были вы, всегда, Душа моя занята лишь мыслью о страсти к вам, И радует голубя нас крик, когда стонет он. О голубь, что милую все время к себе зовёт, Тоски ты прибавил мне и вместе со мной грустишь. Заставил глаза мои ты плакать без устали О тех, кто ушёл от нас, кого уже не видим мы. Влечёт меня всякий миг и час к удалившимся. А ночью тоскую и по ним, как придёт она». И когда сестра Хасана услышала его слова, она вышла к нему и увидела, что он лежит, покрытый беспамятством, и стала кричать и бить себя по лицу, и услышали это её сестры и вышли и увидели, что Хасан лежит покрытый беспамятством, и окружили его и заплакали о нем. И не скрылось от них, когда они его увидели, какая его охватила любовь, влюблённость, тоска и страсть. И они спросили Хасана, что с ним. И Хасан заплакал и рассказал им, что случилось в его отсутствие, когда его жена улетела и взяла с собой своих детей. И девушки опечалились и спросили, что она говорила, улетая, и Хасан ответил: «О сестрицы, она сказала моей матушке: „Скажи твоему сыну, когда он придёт и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть придёт ко мне на острова Вак". И, услышав слова Хасана, девушки стали перемигиваться и задумались, и каждая из них взглядывала на своих сестёр, а Хасан глядел на них, затем они склонили на некоторое время головы к земле и, подняв их, воскликнули: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! – и сказали Хасану: – Протяни руку к небу: если достанешь до неба, то достанешь свою жену…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Семьсот девяносто девятая ночь. Когда же настала семьсот девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда девушки сказали Хасану: „Протяни руку к небу: если достанешь до него, то достанешь и свою жену и детей", слезы потекли по его щекам, как дождь, так что замочили ему одежду, а он произнёс такие стихи: «Волнуют меня ланиты алые и глаза, И стойкость уходит, как приходит бессонница. О нежные, белые! Суровостью губите Вы тело, и духа в нем уж больше не увидать. Газелям подобные по гибкости, гурии, Красу их коль видели б святые – влюбились бы, Гуляют, как ветерок, они в саду утренний, В любви к ним я поражён тревогой и горестью. С одной из красавиц тех мечты я свои связал, — И сердце моё огнём пылает из-за неё. О юная, нежная и гибкая членами! Лицо её утро нам несёт, её кудри – мрак. Волнует она меня, и сколько богатырей Щеками взволновано красавиц и взорами». А окончив свои стихи, он заплакал, и девушки заплакали из-за его плача, и охватила их жалость к нему и ревность, и начали они его уговаривать и внушать ему терпение, обещая ему близость к любимым. И сестра его подошла к нему и сказала: «О брат мой, успокой свою душу и прохлади глаза! Потерпи и достигнешь желаемого, ибо кто терпит и не спешит, получает то, что хочет, и терпение – ключ к облегчению. Поэт сказал: Оставь же бежать судьбу в поводьях ослабленных И ночь проводи всегда с душою свободной. Пока ты глаза смежишь и снова откроешь их, Изменит уже Аллах твоё положенье». И потом она сказала ему: «Ободри твоё сердце и укрепи волю, – сын десяти лет не умрёт девяти лет, а плач, горе и печаль делают больным и недужным. Поживи у нас, пока не отдохнёшь, а я придумаю тебе хитрость, чтобы добраться до твоей жены и детей, если захочет Аллах великий». И Хасан заплакал сильным плачем и произнёс такие стихи: «Поправлюсь от болезни я телесной, От боли в сердце нету исцеленья. Одно лекарство от любви болезней: То близость любящего и любимой». И потом он сел рядом со своей сестрой, и она стала с ним разговаривать и утешать его и спрашивать, что было причиной ухода его жены, и Хасан рассказал ей о причине этого, и она воскликнула: «Клянусь Аллахом, о брат мой, я хотела сказать тебе: „Сожги одежду из перьев!" Но сатана заставил меня забыть об этом». И она стала беседовать с Хасаном и уговаривать его, и когда все это продлилось и увеличилась его тревога, он произнёс такие стихи: «Владеет моей душой возлюбленная моя, И все, что судил Аллах, ничем отвратить нельзя. Арабов всю красоту она собрала в себе, Газель, и в моей душе резвится она теперь. Мне тяжко терпеть любовь, и хитрости больше нет, И плачу я, хотя плач мне пользы и не даёт. Красавица! Ей семь лет да семь: как луна она, Которой четыре дня и пять и ещё пять дней». И когда сестра Хасана увидела, какова его любовь и страсть и как он мучается от волнения и увлечения, она пошла к сёстрам, с плачущими глазами и опечаленным сердцем, и заплакала перед нипи и бросилась к ним и стала целовать им ноги и просить их, чтобы они помогли её брату достичь своих желаний и соединиться с детьми и женой и дали обещание придумать для него способ достигнуть островов Вак. И она до тех пор плакала перед сёстрами, пока не заставила их заплакать, и они сказали ей: «Успокой твоё сердце! Мы постараемся свести его с его – семьёй, если захочет Аллах великий». И Хасан провёл у девушек целый год, и глаз его не переставал лить слезы. А у девушек был дядя, брат их отца и матери, и звали его Абд-аль-Каддус. Он любил старшую девушку сильной любовью и каждый год посещал её один раз и исполнял псе её прихоти. И девушки рассказали ему историю Хасана и что случилось у него с магом и как он сумел его убить. И их дядя обрадовался этому и дал старшей девушке мешочек с куреньями и сказал: «О дочь моего брата, когда что-нибудь тебя озаботит и постигнет тебя нехорошее пли случится у тебя надобность в чем-то, брось эти куренья в огонь и назови меня: я быстро к тебе явлюсь и исполню твоё дело». А этот разговор был в первый день года. И старшая девушка сказала одной из своих сестёр: «Год прошёл полностью, а дядя не явился. Пойди ударь по кремню и принеси мне коробочку с куреньями». И девушка пошла, радуясь, и принесла коробочку с куреньями и, открыв её, взяла из неё немножко и протянула сестре, а та взяла куренья и бросила их в огонь и назвала своего дядю. И курения ещё не кончили дымиться, как уже поднялась пыль в глубине долины, и стал из-за неё виден старец, ехавший на слоне, который ревел под ним. И когда девушка увидела старца, тот принялся им делать знаки ногами и руками, а через минуту он подъехал и сошёл со слона и подошёл к девушкам. И девушки обняли его и поцеловали ему руки и приветствовали его, и старец сел, и девушки начали с ним беседовать и расспрашивать его о причине его отсутствия. И Абд-аль-Каддус молвил: «Я сейчас сидел с женой вашего дяди и почуял Запах курений и явился к вам на этом слоне. Что ты хочешь, о дочь моего брата?» – «О дядюшка, мы стосковались по тебе, и год уже прошёл, а у тебя не в обычае отсутствовать больше года», – ответила девушка. И старик сказал: «Я был занят и собирался приехать к вам завтра». И девушки поблагодарили его и пожелали ему блага и сидели с ним, разговаривая…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Ночь, дополняющая до восьмисот. Когда же настала ночь, дополняющая до восьмисот, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушки сидели и разговаривали со своим дядей, и старшая девушка сказала: „О дядюшка, мы рассказывали тебе историю Хасана басрийского, которого привёл Бахраммаг, и как он его убил, и рассказывали о женщине, дочери царя величайшего, которую он захватил, и говорили тебе, какие он перенёс тяжкие дела и ужасы, и как он поймал птицу – дочь царя – и женился на ней, и как он уехал с нею в свою страну". – „Да. Что же случилось с ним после этого?" – спросил старец. И девушка молвила: „Она обманула его, а ему досталось от неё двое сыновей, и она взяла их и улетела с ними в свою страну, когда Хасан отсутствовал, и сказала его матери: «Когда твой сын явится и продлятся над ним ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть приходит ко мне на острова Вак". И старец покачал головой и закусил палец, а потом он склонил голову к земле и принялся чертить на земле пальцем и оглянулся направо и налево и покачал головой, а Хасан смотрел на старца, спрятавшись от него. И девушки сказали своему дяде: «Дай нам ответ! Наши сердца разрываются». И Абд-аль-Каддус покачал головой и молвил: «О дочки, этот человек себя утомил и бросился в великие ужасы и страшные опасности – он не может приблизиться к островам Вак». И тогда девушки позвали Хасана, и он вышел и подошёл к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку и приветствовал его, и старец обрадовался Хасану и посадил его рядом с собой, а девушки сказали своему дяде: «О дядюшка, объясни нашему брату сущность того, что ты сказал». И старец молвил: «О дитя моё, оставь эти великие мучения! Ты не сможешь достигнуть островов Вак, хотя бы были с тобой джинны летучие, так как между тобой и этими островами семь долин и семь морей и семь великих гор, и как ты можешь достигнуть этого места, и кто тебя туда приведёт? Ради Аллаха, возвращайся поскорее и не утомляй себя». И Хасан, услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, так заплакал, что его покрыло беспамятство. И девушки сидели вокруг него и плакали из-за его плеча, а что касается младшей девушки, то она разорвала на себе одежды и стала бить себя по лицу, и её покрыло беспамятство. И когда шейх Абд-аль-Каддус увидел, что они в таком состоянии: взволнованы, огорчены и озабочены, он пожалел их, и его охватило сочувствие, и он крикнул им: «Замолчите! – А потом сказал Хасану: – Успокой своё сердце и радуйся исполнению своего желания, если захочет Аллах великий! О дитя моё, – сказал он потом, – поднимайся, соберись с силами и следуй за мной». И Хасан выпрямился и поднялся, простившись с девушками, и последовал за шейхом, радуясь исполнению своего желания. А потом шейх Абд-аль-Каддус вызвал слона, и тот явился, и старец сел на него и посадил Хасана сзади и ехал три дня с их ночами, точно разящая молния, пока не подъехал к большой синей горе, в которой все камни были синие, а посредине этой горы была пещера с дверью из китайского железа. И шейх взял Хасана за руку и ссадил его, а потом он сошёл сам и, отпустив слона, подошёл к двери пещеры и постучался, и дверь распахнулась, и к нему вышел чёрный голый раб, подобный ифриту, и в правой руке у него был меч, а в другой – щит из стали. И, увидев шейха Абд-аль-Каддуса, он бросил меч и щит из рук и подошёл к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку, а потом шейх взял Хасана за руку, и они с ним вошли, а раб запер за ними дверь. И Хасан увидал, что пещера большая и очень широкая и в ней есть сводчатый проход. И они прошли расстояние с милю, и их шаги привели их в большую пустыню, и они направились к столбу, в котором было две больших двери, вылитые из жёлтой меди. И шейх Абд-аль-Каддус открыл одну из этих дверей и вошёл и закрыл дверь, сказав Хасану: «Посиди у этой двери и берегись открыть её и войти, а я войду и скоро вернусь к тебе». И шейх вошёл и отсутствовал в течение одного часа по звёздам, а потом он вышел, и с ним был конь, осёдланный и взнузданный, который, если бежал, – летел, а если летел, – его не настигала пыль. И шейх подвёл коня к Хасану и сказал ему: «Садись!» И потом он открыл вторую дверь, и через неё стала видна широкая пустыня. И Хасан сел на коня, и оба выехали через дверь и оказались в этой пустыне, и шейх сказал Хасану: «О дитя моё, возьми это письмо и поезжай на этом коне в то место, куда он тебя приведёт. И когда ты увидишь, что конь остановился у двери такой же пещеры, как эта, сойди с его спины, положи поводья на луку седла и отпусти его. Копь войдёт в пещеру, а ты не входи с ним и стой у ворот пещеры в течение пяти дней, и не будь нетерпелив. И на шестой день выйдет к тебе чёрный старец в чёрной одежде, а борода у него белая длинная и спускается до пупка. И когда ты его увидишь, поцелуй ему руки, схватись за полу его платья, положи её себе на голову и плачь перед ним, пока он тебя не пожалеет и не спросит, какая у тебя просьба. И когда он тебе скажет: „Что тебе нужно?" – дай ему это письмо. Он возьмёт его и ничего тебе не скажет и войдёт и оставит тебя, а ты стой на месте ещё пять дней и не будь нетерпелив. И на шестой день жди старика – он к тебе выйдет. И если он выйдет к тебе сам, знай, что твоя просьба будет исполнена, а если выйдет к тебе кто-нибудь из его слуг, знай, что тот, кто вышел, хочет тебя убить, и конец. И знай, о дитя моё, что всякий, кто подвергает себя опасности, губит себя…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Восемьсот первая ночь. Когда же настала восемьсот первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда шейх Абд-аль-Каддус отдал Хасану письмо, он осведомил его о том, что с ним произойдёт, и сказал: „Всякий, кто подвергает себя опасности, губит себя, и если ты боишься за свою душу, не ввергай её в погибель. А если ты не боишься, перед тобою то, что ты хочешь, и я изложил тебе дело. Если же ты хочешь поехать к твоим подругам, то этот слон отвезёт тебя к дочерям моего дяди, а они доставят тебя в твою страну и воротят тебя на родину, и Аллах наделит тебя женою лучше, чем та женщина, в которую ты влюбился". – „А как может мне быть приятна жизнь без того, чтобы я достиг желаемого? – сказал Хасан шейху. – Клянусь Аллахом, я ни за что не вернусь, пока не достигну моей любимой, или порази г меня гибель". И потом он заплакал и произнёс такие стихи: «Утратив любимую – а страсть моя все сильней, — Стою и кричу о пей, разбитый, униженный. Я землю кочевья их целую в тоске по ним, Но лишь усиление тоски мне даёт она. Аллах, сохрани ушедших – память о них в душе! — Я сблизился с муками, усладу оставил я. Они говорят: «Терпи!» – но с нею уехали, И вздохи в отъезда день они разожгли во мне. Прощанье пугает лишь меня и слова её: «Уеду, так вспоминай и дружбу не позабудь». К кому обращусь и чьей защиты просить теперь, Как нет их? На них в беде и в счастье надеюсь я. О горе! Вернулся я проститься опять с тобой, И рады враги твои, что снова вернулся я, О жалость! Вот этого всегда опасался я! О страсть, разгорись сильней, пылая в душе моей. Когда нет возлюбленных, и жизни мне нет без них, А если вернутся вновь, о радость, о счастье мне! Аллахом клянусь я, слезы не разбегаются, Коль плачу, утратив их, слеза за слезой текут». И когда шейх Абд-аль-Каддус услышал слова Хасана и его стихи, он понял, что Хасан не отступится от желаемого и что слова на него не действуют, и убедился, что он непременно подвергнет себя опасности, хотя бы его душа погибла. «О дитя моё, – сказал он ему, – знай, что острова Вак – это семь островов, где есть большое войско, и все это войско состоит из невинных девушек. А обитатели внутренних островов – шайтаны, мариды и колдуны, и там живут разные племена. И всякий, то вступит на их землю, не возвращается, и не было никогда, чтобы кто-нибудь дошёл до них и вернулся. Заклинаю тебя Аллахом, возвращайся же поскорее к твоим родным и знай, что женщина, к которой ты направляешься, – дочь паря всех этих островов. Как же ты можешь добраться до неё? Послушайся меня, о дитя моё, и, может быть, Аллах заменит её тебе кем-нибудь лучше». – «Клянусь Аллахом, о господин, – сказал Хасан, – если бы меня разрезали из-за неё на кусочки, только увеличилась бы моя любовь и волнение. Я непременно должен увидеть жену и детей и вернуться на острова Вак. И, если захочет Аллах великий, я вернусь только с нею и с моими детьми». – «Значит, ты неизбежно поедешь?» – спросил шейх Абд-аль-Каддус. И Хасан ответил: «Да, и я хочу от тебя только молитвы о поддержке и помощи. Быть может, Аллах скоро соединит меня с женой и детьми». И он заплакал от великой тоски и произнёс такие стихи: «Желание вы моё и лучшие из людей, На место я зрения и слуха поставлю вас. Владеете сердцем вы моим и живёте в нем, И после вас, господа, я впал в огорчение. Не думайте, что от страсти к вам я уйти могу, Любовь к вам повергнула беднягу в несчастье. Вас нет, и исчезла радость. Только исчезли вы, И стало все светлое печальным до крайности. Оставили вы меня, чтоб в муках я звезды пас И плакал слезами, точно дождь, вечно льющийся. О ночь, ты длинна для тех, кто мучим тревогою И в сильном волнении взирает на лик луны. О ветер, промчишься коль над станом, где милые, Привет мой снеси ты им – ведь жизнь не долга моя. Скажите о муках тех, которые я стерпел, Возлюбленные вестей не знают о нас теперь». А окончив свои стихи, Хасан заплакал сильным плачем, так что его покрыло беспамятство. И когда он очнулся, шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: «О дитя моё, у тебя есть мать, не заставляй же её вкусить утрату». И Хасан сказал шейху: «Клянусь Аллахом, о господин, я не вернусь иначе как с моей женой, или меня поразит гибель». И потом он заплакал и зарыдал и произнёс такие стихи: «Любовью клянусь, что даль обет не меняет мой И я не из тех, кто, дав обеты, обманет. Когда б о тоске своей попробовал рассказать Я людям, сказали бы: «Он стал бесноватым» Тоска и страдания, рыданья и горести, Кто этим охвачен всем – каким же он будет?» И когда он окончил свои стихи, шейх понял, что он не отступится от того, что решил, хотя бы его душа пропала, и подал ему письмо и пожелал ему блага и научил его, что ему делать, и сказал: «Я крепко поручаю тебя в письме Абу-р-Рувейшу, сыну Билкис [620], дочери Муина. Он мой наставник и учитель, и все люди и джинны смиряются перед ним и его боятся. Отправляйся, с благословения Аллаха», – сказал он им. И Хасан поехал и отпустил поводья коня, и конь поле тел с ним быстрее молнии. И Хасан спешил на коне в течение десяти дней, пока не усидел перед собой что-то огромное, чернее ночи, заполняющее пространство между востоком и западом. И когда Хасан приблизился к этой громаде, конь заржал под ним, и слетелись копи, как дождь, и не счесть было им числа, и не видно было им конца. И они стали тереться об коня Хасана, и Хасан испугался их и устрашился. И он летел, окружённый конями, пока не прилетел к той пещере, которую ему описал шейх Абд-аль-Каддус. И конь остановился у двери пещеры, и Хасан сошёл с него и привязал поводья к луке седла, и конь вошёл в пещеру, а Хасан остался у двери, как велел ему шейх Абд-аль-Каддус, и начал размышлять об исходе своего дела – каков он будет. И был он смущён и взволнован и не знал, что с ним случится…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. Восемьсот вторая ночь. Когда же настала восемьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан сошёл со спины коня, он остался стоять у двери, размышляя об исходе своего дела, – каков он будет, и не знал, что с ним случится. И он простоял у двери пещеры пять дней с их ночами, без сна, печальный, смятенный и задумчивый, так как он оставил близких, родину, друзей и приятелей, и глаз его плакал и сердце было печально. И он вспомнил свою мать и задумался о том, что с ним происходит, и о разлуке с женой и детьми, и о том, что он вытерпел, и произнёс такие стихи: «Лекарство души у вас, и тонет душа моя, И слезы мои струёй из век изливаются, Разлука, печаль, тоска, изгнание – мой удел, Далёк я от родины, тоскою я побеждён. Ведь только влюблённый я, любовью охваченный, Разлукой с возлюбленной его поражает рок. И если в любви моей я был поражён бедой, То кто из достойных не был жертвой превратностей?» И не окончил ещё Хасан своих стихов, как шейх Абу-рРувейш уже вышел к нему, и был он чёрный в чёрной одежде. И, увидев шейха, Хасан узнал его по признакам, о которых говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и бросился к нему и стал тереться щеками об его ноги и, схватив ногу Абу-р-Рувейша, поставил её себе на голову и заплакал перед ним. И шейх Абу-р-Рувейш спросил его: «Какая у тебя просьба ко мне, о дитя моё?» И Хасан протянул руку с письмом и подал его шейху Абу-р-Рувейшу, и тот взял его и вошёл в пещеру, не дав Хасану ответа. И Хасан остался сидеть на том же месте, у двери, как говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и плакал, и он просидел на месте пять дней, и увеличилась его тревога, – и усилился его страх, и не покидала его бессонница. И он стал плакать и горевать от мук отдаления и долгой бессонницы и произнёс такие стихи: «Хвала властителю небес! Влюблённый – истинно мученик. Кто вкуса не вкусил любви, Не знает тяжести беды. Когда б я слезы свои собрал, Нашёл бы реки крови я. Нередко был жестоким друг И горя для меня желал, А смягчившись, он порицал меня, И говорил я: «То не плач», Но я пошёл, чтоб кончить жизнь, И камнем был я поражён. Даже звери плачут, так горько мне, И те, кто в воздухе живёт». И Хасан плакал до тех пор, пока не заблистала заря, и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел к Хасану, и был он одет в белую одежду. Он сделал Хасану рукой знак подойти, и Хасан подошёл, и шейх взял его за руку и вошёл с ним в пещеру, и тогда Хасан обрадовался и убедился, что его желание исполнено. И шейх шёл, и Хасан шёл с ним полдня, и они пришли к сводчатому входу со стальной дверью. И Абу-р-Рувейш открыл дверь и вошёл с Хасаном в проход, построенный из камня оникса, разрисованного золотом. И они шли до тех пор, пока не дошли до большой, просторной залы, выложенной мрамором, посредине которой был сад со всевозможными деревьями, цветами и плодами, и птицы на деревьях щебетали и прославляли Аллаха, владыку покоряющего. И было в зале четыре портика, которые стояли друг против друга, и под каждым портиком была комната с фонтаном, и на каждом из углов каждого фонтана было изображение льва из золота. И в каждой комнате стояло кресло, на котором сидел человек, и было перед ним очень много книг, и стояли перед этими людьми золотые жаровни с огнём и куреньями. И перед каждым из этих шейхов сидели ученики и читали с ними книги. И когда Абу-р-Рувейш с Хасаном вошли к ним, шейхи встали и оказали им почтение, и Абу-р-Рувейш подошёл к ним и сделал им знак, чтобы они отпустили присутствующих, и они отпустили их. И четыре шейха поднялись и сели перед шейхом Абу-р-Рувейшем и спросили его, что с Хасаном, и тогда шейх Абу-р-Рувейш сделал Хасану знак и сказал ему: «Расскажи собравшимся твою историю и все, что с тобою случилось, с начала до конца». И Хасан заплакал сильным плачем и рассказал им свою историю до конца. И когда Хасан кончил рассказывать, все шейхи закричали: «Он ли тот, кого маг поднял на ястребах на Гору Облаков, зашитого в верблюжью шкуру?» – «Да», – сказал им Хасан. И они подошли к шейху Абу-р-Рувейшу и сказали: «О шейх наш, Бахрам ухитрился поднять его на гору. Как же он спустился и какие он видел на горе чудеса?» – «О Хасан, – сказал шейх Абу-р-Рувейш, – расскажи им, как ты спустился, и осведоми их о том, что ты видел из чудес». И Хасан повторил им, что с ним случилось, от начала до конца: как он захватил персиянина и убил его и освободил того человека и поймал девушку и как его жена обманула его и взяла его детей и улетела, и рассказал им обо всех ужасах и бедствиях, которые он вытерпел. И присутствующие удивились тому, что случилось с Хасаном, и, обратившись к шейху Абу-р-Рувейшу, сказали ему: «О шейх шейхов, клянёмся Аллахом, этот юноша – несчастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить свою жену и детей…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 1000 и 1 ночь: Сказка о Хасане басрийском (ночи 803—808) Источник: http://www.fairy-tales.su | |
|
| |
| Просмотров: 791 | |