Арабские сказки. 1000 и 1 ночь: Сказка о Сейф-аль-Мулуке (ночи 756—767) часть 2

Семьсот шестьдесят вторая ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда царь Асим посадил своего сына Сейф-аль-Мулука на престол и все люди пожелали ему победы и преуспеяния, он стал сыпать всем на головы золото и серебро и награждать одеждами и дарить и оделять.
А через мгновение поднялся везирь Фарис и поцеловал землю и сказал: «О эмиры, о вельможи правления, знаете ли вы, что я везирь и что везирство моё древнее, пришедшее ко мне раньше, чем взял власть царь Асим ибн Сафван? А теперь он снял с себя власть и назначил своего сына вместо себя». И люди ответили: «Да, мы знаем, что твоё везирство переходило к отцам от дедов». И везирь молвил: «А теперь я низлагаю себя и назначаю вот этого моего сына, Сайда, ибо он разумен, сметлив и опытен. Что же скажете об этом вы все?» – «Не годится в везири царю Сейф-аль-Мулуку никто, кроме твоего сына Сайда, – они подходят один к другому», – ответили люди.
И тогда везирь Фарис поднялся и, сняв тюрбан везирства, возложил его на голову своего сына Сайда, а также поставил перед ним везирскую чернильницу. И царедворцы с эмирами сказали: «Поистине, он достоин быть везирем!» И поднялись тогда царь Асим с везирем Фарисом и открыли казнохранилища и наградили роскошными одеждами властителей, эмиров, везирей и вельмож правления и всех людей, и выдали жалованье и награды, и написали новые указы и постановления с подписью Сейфаль-Мулука и подписью везиря Сайда, сына везиря Фариса. И люди оставались в городе неделю, а потом каждый отправился в своё селение и местность.
И тогда царь Асим взял своего сына Сейф-аль-Мулука и Сайда, сына везиря, и они пошли в город и поднялись во дворец и, призвав казначея, велели ему принести меч, перстень, узел и печать, и царь Асим сказал: «О дети мои, подойдите, и пусть каждый из вас выберет что-нибудь из этих подарков, и возьмите себе». И первым протянул руку Сейф-аль-Мулук и взял узел и перстень, а Сайд протянул руку и взял меч и печать, и они поцеловали царю руки и отправились в свои жилища. А когда Сейф-аль-Мулук взял узел, он не развернул его и не посмотрел, что есть там, а бросил его на ложе, на котором он спал ночью с Саидом, своим везирем (а у них было в обычае спать вместе), и им постлали постель для сна, и оба легли на постель вместе, – а свечи освещали их.
И оба проспали до полуночи, а потом Сейф-аль-Мулук пробудился от сна и заметил у себя в головах узел и сказал про себя: «Посмотреть бы, что такое в этом узле, который царь подарил нам из своих редкостей». И он взял узел и, захватив свечу, сошёл с ложа, оставив Сайда спящим, и вошёл в кладовую, и развернул узел, и увидел в нем кафтан, сработанный джиннами. И он развернул кафтан и разложил его и увидел на подкладке, внутри, ближе к спине кафтана, изображение девушки, нарисованное золотом (а красота её была удивительна).
И когда Сейф-аль-Мулук увидел это изображение, ум улетел у него из головы, и он стал бесноватым от любви к этому образу и упал на землю, покрытый беспамятством. И он начал плакать и рыдать и бить себя по лицу и груди и целовать изображение, а потом произнёс такие два стиха:

«Любовь вначале слюны струёй нам кажется —
Несут её и гонят её судьбы.
Но когда войдёт молодец глубоко в моря любви,
Великим станет дело, непосильным».

И ещё он произнёс такое двустишие:

«Коль знал бы я, что страсть люден такова всегда
И уносит души, то был бы я опаслив.
Но бросился нарочно я, умышленно,
Не зная про любовь – какою будет».

И Сейф-аль-Мулук до тех пор рыдал и плакал и бил себя по лицу и по груди, пока не проснулся везирь Сайд, и он посмотрел на постель и не нашёл Сейф-аль-Мулука и увидал только одну свечу и сказал про себя: «Куда девался Сейф-аль-Мулук?» И он взял свечу и поднялся и обошёл весь дворец и, дойдя до кладовой, где был Сейфаль-Мулук, увидел, что он горько плачет и рыдает. «О брат мой, – спросил он, – из-за чего этот плач? Что с тобой случилось? Расскажи мне и поведай о причине этого». Но Сейф-аль-Мулук не заговорил с ним и не поднял головы, а только плакал и рыдал и ударял себя в грудь рукою.
И, увидав, что он в таком состоянии, Сайд сказал ему: «Я твой везирь и брат, и мы воспитывались с тобою вместе, и если ты мне не объяснишь своих дел и не сообщишь мне своей тайны, кому же ты её выскажешь и сообщишь?» И Сайд унижался и целовал землю долгое время, но Сейф-аль-Мулук не обращал на него внимания и не говорил ему ни одного слова, а только плакал. И когда Сайд испугался за его состояние и обессилил от напрасных уговоров, он вышел и, взяв меч, вернулся в кладовую, где был Сейф-аль-Мулук, и, приложив кончик меча к груди, сказал Сейф-аль-Мулуку: «Очнись, о брат мой. Если ты мне не скажешь, что с тобой случилось, я убью себя и не буду тебя видеть в таком состоянии».
И тогда Сейф-аль-Мулук поднял голову к своему везирю Сайду и сказал ему: «О брат мой, мне стыдно тебе сказать и рассказать тебе, что со мной случилось». И Сайд воскликнул: «Прошу тебя ради Аллаха, владыки владык, освободителя рабов, первопричины причин, единого, прощающего, великодушного, одаряющего, скажи мне, что с тобой случилось, и не стыдись меня: я ведь твой раб, везирь и советчик во всех делах!» – «Подойди сюда, посмотри на этот образ», – сказал Сейф-аль-Мулук. Увидав изображение, Сайд всматривался в него долгое время и увидел, что на голове его выведено нанизанным жемчугом: «Этот образ – образ Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха ибн Шаруха [611], царя из царей правоверных джиннов, которые обитают в городе Бабиле [612] и живут в саду Ирема, сына Ада старшего…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот шестьдесят третья ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, и везирь Сайд, сын везиря Фариса, прочитали надпись на кафчане и увидели изображение Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха ибн Шаруха, царя из царей правоверных джиннов, что обитают в городе Бабиле и живут в саду Ирема, сына Ада старшего, и везирь Сайд спросил царя Сейф-аль-Мулука: „О брат мой, знаешь ли ты, кто обладательница этого образа среди женщин, чтобы мы могли её искать?" И Сейф-аль-Мулук ответил: „Нет, клянусь Аллахом, о брат мой, я не знаю, кто обладательница этого образа". – „Подойди прочитай эту надпись", – сказал Сайд. И Сейф-аль-Мулук подошёл и прочитал надпись, которая была на венце, и понял её содержание, и тогда он закричал из глубины сердца и воскликнул: „Ахах-ах!" И Сайд сказал ему: „О брат мой, если обладательница этого образа существует и её имя – Бади-альДжемаль и она на этом свете, я поспешу отыскать её не откладывая, чтобы ты достиг желаемого. Ради Аллаха, о брат мой, оставь плач, чтобы могли войти люди правления и служить тебе, а когда наступит рассвет дня, я призову купцов, нищих, странников и бедняков и спрошу их о приметах этого города: может быть, кто-нибудь, по благодати Аллаха – слава и величие ему! – и с его помощью, укажет нам этот город и сад Ирема".
И когда наступило утро, Сейф-адь-Мулук вышел и поднялся на престол, обнимая руками кафтан, так как он не вставал и не садился и не приходил к нему сон без этого кафтана, и вошли к нему эмиры, везири, воины и вельможи правления. И когда диван наполнился и собравшиеся расположились в порядке, царь Сейф-аль-Мулук сказал своему везирю Сайду: «Выйди к ним и скажи: „С царём случилось нездоровье, и, клянусь Аллахом, он провёл вчера ночь совсем больной". И везирь Сайд вышел и передал людям то, что сказал ему царь.
И когда услышал это царь Асим, ему не показалось ничтожным дело его сына, и он призвал врачей и звездочётов и вошёл с ними к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, и они посмотрели на него и прописали ему питьё. Но болезнь его продлилась три месяца, и царь Асим сказал присутствующим врачам, разгневанный на них: «Горе вам, о собаки, разве вы все бессильны вылечить моего сына? Если вы его сейчас не вылечите, я вас всех убью!» И старший начальник врачей молвил: «О царь времени, мы знаем, что это твой сын, а ты знаешь, что мы не бываем небрежны при лечении даже чужого, так как же может быть небрежность при лечении твоего сына? Но у твоего сына тяжёлая болезнь, и если ты хочешь знать о ней, мы тебе о ней скажем и расскажем про неё». – «Что стало вам ясно о болезни моего сына?» – спросил царь Асим. И старый врач сказал ему: «О царь времён!» – твой сын теперь влюблён, и он любит ту, к сближению с кем нет пути». И царь Асим рассердился на врачей и сказал им: «Откуда вы узнали, что мой сын влюблён, и откуда пришла любовь к моему сыну?» И врачи ответили: «Спроси его брата и везиря Сайда, он – тот, кто знает о его состоянии».
И царь Асим поднялся и вошёл в кладовую и, призвав Сайда, сказал ему: «Скажи мне правду об истинной болезни твоего брата». И Сайд ответил: «Я не знаю его истинной болезни». И тогда царь сказал меченосцу: «Возьми Сайда, завяжи ему глаза и отруби ему голову». И Сайд испугался за себя и воскликнул: «О царь времени, дай мне пощаду!» И царь молвил: «Говори, и тебе будет пощада». И тогда Сайд сказал: «Твой сын влюблён!» – «А кто его возлюбленная?» – спросил царь. И Сайд ответил: «Дочь одного царя из царей джиннов. Он увидел её изображение на кафтане, что был в том узле, который подарил вам Сулейман, пророк Аллаха».
И тогда царь Асим поднялся и, войдя к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, спросил его: «О дитя моё, что тебя поразило и что это за изображение, которое ты полюбил? Отчего ты не рассказал мне?» – «О батюшка, – ответил Сейф-аль-Мулук, – мне было тебя стыдно, и я не мог заговорить с тобой об этом, и я никому не могу ничего открыть из этого. Теперь ты знаешь о моем состоянии, посмотри же, что ты сделаешь, чтобы меня вылечить». – «Какова же будет хитрость? – молвил царь. – Будь это девушка из девушек людей, мы бы придумали хитрость, чтобы до неё добраться, но она из дочерей царей джиннов, и кто может её найти, если не будет это Сулейман ибн Дауд – он тот, кто может это сделать. А ты, о дитя моё, поднимайся сейчас же и укрепи свою душу. Садись на коня и выезжай на охоту и ловлю и на ристалище для игр, займись едой и питьём и прогони из сердца заботу и огорчение. Я приведу тебе сто девушек из царских дочерей, и нет тебе нужды в дочерях джиннов, над которыми у нас нет власти, и они не нашей породы».
«Я не оставлю её и не буду искать другую!» – воскликнул Сейф-аль-Мулук. И его отец спросил: «Как же поступить, о дитя моё?» И юноша молвил: «Приведи всех купцов, путешественников и странствующих по городам, и мы спросим их об этом – может быть, Аллах приведёт нас к саду Ирема и к городу Бабилю».
И царь Асим приказал, чтобы явились все купцы в городе и все чужеземцы и все начальники моря, и когда они явились, спросил их про город Бабиль, про его остров и про сад Ирема, но никто не знал их примет и ничего о них не поведал. А когда собрание расходилось, один из спрошенных сказал: «О царь времени, если ты хочешь узнать об этом, отправляйся в страну Син – там есть большой город, и, может быть, кто-нибудь из его жителей укажет тебе то, что ты хочешь».
И тогда Сейф-аль-Мулук сказал: «О батюшка, снаряди мне корабль, чтобы поехать в страну Син». И его отец, царь Асим, сказал ему: «О дитя моё, сиди на престоле твоего царства и управляй подданными, а я поеду в страну Син и отправлюсь для этого дела сам». – «О батюшка, – ответил Сейф-аль-Мулук, – это дело касается меня, и никто не может искать его так, как я. Да и что случится, если ты дашь мне позволение уехать, и я поеду и отправлюсь на некоторое время на чужбину? Если я найду вести об этой девушке, – желаемое достигнуто, а если не найду о ней вестей, путешествие расправит мне грудь и оживит мой разум, и станет моё дело легче по этой причине. Если я буду жив, то вернусь к тебе невредимым…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот шестьдесят четвёртая ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук сказал своему отцу, царю Асиму: „Снаряди мне корабль, чтобы я поехал на нем в страну Син и разыскал то, что мне нужно. Если я буду жив, то вернусь к тебе невредимым". И царь посмотрел на своего сына и не увидел иной хитрости, как сделать то, что его удовлетворит. И он дал ему позволение ехать и снарядил для него сорок кораблей и двадцать тысяч невольников, кроме приближённых, и дал ему денег, сокровищ и все, что было ему нужно из военного снаряжения, и сказал ему: „Поезжай, о дитя моё, во благе, здравии и благополучии; я поручаю тебя тому, у кого не пропадают залоги".
И простились с Сейф-аль-Мулуком его отец и мать, и корабли снабдили водой, припасами и оружием и посадили на них воинов, и путники поехали и ехали до тех пор, пока не прибыли в город Син.
И когда услышали жители Сина, что к ним прибыло сорок кораблей, наполненных людьми, снаряжением и оружием и сокровищами, они подумали, что это враги, которые приплыли, чтобы их убить и подвергнуть осаде, и заперли городские ворота и приготовили метательные машины. И, услышав об этом, царь Сейф-аль-Мулук послал к ним двух невольников из невольников, особо к нему приближённых, и сказал: «Пойдите к царю Сина и скажите ему: „Это Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, приехал к тебе в город гостем, чтобы погулять в твоей стране некоторое время, и он не станет ни биться, ни ссориться. Если ты его примешь, он расположится у тебя, а если не примешь, вернётся обратно, не беспокоя ни тебя, ни жителей твоего города".
И когда невольники достигли города, они сказали его обитателям: «Мы послы царя Сейф-аль-Мулука». И им отперли ворота и пошли с ними и привели их к царю.
А звали его Фагфур-Шах, и было между ним и царём Асимом прежде того знакомство. И, услышав, что царь, который прибыл к нему, – Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима, он наградил послов и приказал отпереть ворота и собрал угощение и вышел лично с избранными вельможами правления и пришёл к Сейф-аль-Мулуку. И они обнялись, и царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: «Семья, приют и простор тому, кто к нам прибыл, и я твой невольник и невольник твоего отца! Мой город – перед тобою, и все, что ты потребуешь, явится к тебе». И он предложил ему угощение и припасы в местах стоянок, и царь Сейф-аль-Мулук сел на коня со своим везирем Саидом, избранными вельможами правления и остальными воинами, и они поехали от берега моря и вступили в город.
И забили в литавры и ударили в барабаны в знак радости, и прибывшие провели в городе сорок дней за прекрасными угощениями.
И после этого царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: «О сын моего брата, как тебе живётся? Нравится ли тебе мой город?» – «Да почтит его Аллах великий тобою навеки, о царь!» – ответил Сейф-аль-Мулук. И царь Фагфур-Шах молвил: «Тебя привела не иначе как нужда, у тебя возникшая, и чего бы ты ни хотел в моем городе, я это для тебя исполню». – «О царь, моя история удивительна, и заключается она в том, что я влюбился в изображение Бади-аль-Джемаль», – ответил Сейф-аль-Мулук. И царь Сина заплакал из жалости и сочувствия к нему и спросил: «А что ты хочешь делать теперь, о Сейф-аль-Мулук?» – «Я хочу, – ответил юноша, – чтобы ты призвал ко мне всех странников и путешественников и тех, у кого в обычае путешествовать, и я спрошу их про обладательницу этого образа: быть может, ктонибудь из них мне о ней расскажет».
И царь Фагфур-Шах послал наместников, царедворцев и приближённых и велел им привести всех, кто есть в городе из странников и путешественников, и их привели (а было их великое множество), и они собрались у царя Фагфур-Шаха. И царь Сейф-аль-Мулук стал их спрашивать про город Бабиль и про сад Ирема, но никто не дал ему ответа, и царь Сейф-аль-Мулук смутился и не знал, что делать. Но потом один из морских начальников сказал: «О царь, если ты хочешь узнать, где этот город и этот сад, отправляйся на острова, которые в стране Хинд».
И тогда Сейф-аль-Мулук велел привести корабли, и это сделали и перенесли на них воду, припасы и все, что было нужно, и Сейф-аль-Мулук сел на корабль, со своим везирем Саидом, после того как они попрощались с царём Фагфур-Шахом. И они ехали по морю четыре месяца при хорошем ветре, благополучно и спокойно, и случилось, что в один день из дней поднялся противный ветер, и пришли к ним волны со всех сторон, и полились на них дожди, и море пришло в расстройство из-за сильного ветра. А потом корабли стало бить друг о друга сильным ветром, и они все разбились, так же как и лодки, и все утонули, и Сейф-аль-Мулук остался с несколькими невольниками на одной из лодок.
А потом ветер стих и успокоился по могуществу великого Аллаха, и взошло солнце, и Сейф-аль-Мулук открыл глаза и не увидел ни одного корабля и ничего не увидел, кроме воды, неба, себя самого и тех, кто был с ним в лодке. «Где корабли и маленькие лодки и где мой брат Сайд?» – спросил он невольников, которые были с ним, и они ответили: «О царь времени, не осталось ни кораблей, ни лодок, ни тех, кто был в них: они все утонули и стали пищей для рыб». И Сейф-аль-Мулук вскрикнул и произнёс слова, говорящий которые не смутится: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» И он принялся бить себя по лицу и хотел броситься в море, но невольники удержали его и сказали: «О царь, какая будет тебе от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие дела. Если бы ты послушался слов твоего отца, с тобой бы ничего такого не случилось. Но все это предначертано издревле, по воле создателя людей…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот шестьдесят пятая ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Сейф-аль-Мулук хотел броситься в море, невольники удержали его и сказали: „Какая будет тебе от этого польза? Ты ведь сам сделал с собою такие дела. Но все это предначертано издревле, волею создателя людей, чтобы получил раб сполна то, что предначертал ему Аллах, и звездочёты сказали твоему отцу, когда ты родился: „С твоим сыном случатся всякие бедствия". И нет у нас поэтому иной хитрости, как терпеть, пока Аллах не облегчит горесть, в которую мы впали".
«Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Нет ни убежища, ни приюта от приговора великого Аллаха!» – воскликнул Сейф-аль-Мулук. И потом он вздохнул и произнёс такие стихи:

«Всемилостивым клянусь, смущён я, сомненья нет,
Тревога, не знаю как, меня охватила вдруг!
Я буду терпеть, чтоб люди знали и видели,
Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.
Как хитрость найти мне в этом деле?
Я лишь могу Тому поручить себя, кто властен во всех делах».

И он погрузился в море размышлений, и слезы потекли по его щекам, как ливень, и он проспал днём около часа, а очнувшись, потребовал чего-нибудь поесть и ел, пока не насытился, и потом еду, стоявшую перед ним убрали, а челнок все плыл, и не знали они, в какую сторону он с ними направляется. И он плыл с ними по волнам и по ветру, ночью и днём в течение долгого времени, пока не окончилась у них пища, и забыли они о прямом пути и испытывали величайший голод, жажду и тревогу.
И вдруг блеснул им издали остров, и ветры подгоняли их, пока они к нему не подплыли, и, пристав к острову, они вышли из лодки, оставив в ней одного человека, и направились в глубь острова. И они увидели там много плодов всякого рода и поели их досыта и вдруг увидели человека, сидевшего среди деревьев, и был он длиннолицый, диковинного вида, с белой бородой и телом. И он позвал одного из невольников по имени и сказал ему: «Не ешь тех плодов, – они не поспели, и подойди ко мне, я накормлю тебя этими спелыми плодами». И невольник взглянул на него и подумал, что это один из утопавших, который спасся и вышел на этот остров. Он до крайности обрадовался и пошёл, и подошёл к нему близко (и не знал этот невольник, что предопределено ему в неведомом и что начертано у него на лбу).
И когда он подошёл к человеку близко, тот вскочил на него, так как это был марид, и сел ему на плечи, обвив ему одной ногой шею, а другую опустив вдоль его спины, и сказал: «Ходи! Нет тебе больше от меня спасения, и ты стал моим ослом». И невольник закричал своим товарищам и стал плакать, говоря: «Увы, мой господин! Уходите, спасайтесь из этой заросли и убегайте, так как один из её жителей сел мне на плечи, а остальные вас ищут и хотят на вас сесть, как на меня». И, услышав слова, сказанные этим невольником, все путники убежали и сошли в лодку, а жители острова преследовали их в море и говорили: «Куда вы уходите? Идите жить к нам: мы сядем вам на спину и будем вас кормить и поить, и вы станете нашими ослами». И, услышав от них эти слова, путники ускорили ход по морю и отдалились от жителей острова и поехали, уповая на великого Аллаха.
И они ехали так в течение месяца, пока не показался перед ними другой остров, и они вышли на этот остров и увидели там плоды разного рода и поели этих плодов. И вдруг они заметили что-то блестевшее издали на дороге, и, приблизившись, они посмотрели и увидели, что это нечто отвратительное видом и лежит, точно серебряный столб. И один из невольников пихнул его ногой, и вдруг оказалось, что это человек с продольными глазами и расщеплённой головой, и он спрятался под одним из своих ушей, так как, ложась спать, он подкладывал одно ухо себе под голову, а другим ухом прикрывался. И он схватил этого невольника, который пихнул его, и пошёл с ним на середину острова, и вдруг оказалось, что все там – гули, которые едят сынов Адама. И невольник Закричал своим товарищам: «Спасайте ваши души! Этот остров – остров гулей, которые едят сынов Адама, и они хотят меня разорвать и съесть». И, услышав его слова, путники повернули, удаляясь, и сошли с земли в лодку и ничего не набрали из плодов.
И они ехали в течение нескольких дней, и случилось, что однажды перед ними появился ещё один остров, и, достигнув его, они увидели на нем высокую гору. И они поднялись на эту гору и увидели там рощу со множеством деревьев, а они были голодны и занялись поеданием плодов, и не успели они очнуться, как к ним вышли из-за деревьев существа ужасающего вида и высокие – высота каждого из них была пятьдесят локтей, – и у них изо рта торчали клыки, похожие на клыки слона. И вдруг путники увидели человека, который сидел на куске чёрного войлока, положенного на каменную скалу, и вокруг него стояли зинджи [613] прислуживая ему (а их была большая толпа). И эти зинджи подошли и взяли Сейф-аль-Мулука и его невольников и поставили их перед своим царём и сказали: «Мы нашли этих птиц среди деревьев».
А царь был голоден, и он взял из невольников двоих и зарезал их и съел…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот шестьдесят шестая ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда зинджи взяли царя Сейфтестов аль-Мулука и его невольников, они поставили их перед своим царём и сказали: „О царь, мы нашли этих птиц среди деревьев". И царь взял двоих невольников и зарезал их и съел. И когда Сейф-аль-Мулук увидел такое дело, он испугался за себя и заплакал, а потом он произнёс такие два стиха:

«Подружились беды с душой моей, с ними дружен я,
Хоть был врагом их: щедрый – Друг для многих,
Единым не был род забот в душе моей —
Они, хвала Аллаху, разнородны».

И затем он вздохнул и произнёс такие два стиха:

«Судьба в меня все мечет униженья,
Чехлом из стрел душа моя покрыта.
И ныне, если стрелы поражают,
Ломаются концы их об другие».

И когда царь услышал его плач и причитания, он сказал: «Поистине, это птицы с красивыми голосами и напевами и их голоса мне нравятся. Поместите каждую из них в клетку». И каждого из путников посадили в клетку и повесили над головой царя, чтобы он мог слушать их голоса. И Сейф-аль-Мулук и его невольники оказались в клетках, и зинджи кормили их и поили, а они иногда плакали, иногда смеялись, иногда говорили, а иногда молчали, и при всем этом царь зинджей наслаждался их голосом, и они провели таким образом некоторое время.
А у царя была замужняя дочь на другом острове, и она услышала, что у её отца есть птицы с красивыми голосами, и послала к нему людей с просьбой прислать несколько птиц. И её отец отправил ей Сейф-аль-Мулука и трех его невольников в четырех клетках. И когда они прибыли к царевне и та увидала их, они ей понравились, и она приказала повесить их в одном месте, у себя над головой. И Сейф-аль-Мулук дивился тому, что с ним случилось, и думал о величии, в котором он был прежде, и плакал над собой, а его невольники оплакивали самих себя, и при всем этом царевна думала, что они поют. А у царевны было в обычае, если к ней попадал кто-нибудь из стран Египта или других и нравился ей, давать ему у себя высокое место. И случилось, по определению Аллаха великого и приговору его, что, когда она увидела Сейф-аль-Мулука, ей понравилась его красота, и прелесть, и стройность, и соразмерность и она приказала почитать их всех. И в один из дней случилось так, что она осталась наедине с Сейф-аль-Мулуком и потребовала, чтобы он совокупился с ней, но Сейф-аль-Мулук отказался от этого и сказал ей: «О госпожа, я чужеземец, скорбящий в любви к той, кого люблю, и не согласен ни па что, кроме сближения с ней». И царевна стала его уговаривать и соблазнять, но Сейф-аль-Мулук отказывался от неё, и она не могла к нему приблизиться и сойтись с ним каким бы то ни было образом.
И тогда она разгневалась на Сейф-аль-Мулука и его невольников и велела им ей прислуживать и носить ей воду и дрова. И они провели таким образом четыре года, И обессилило Сейф-аль-Мулука это дело, и он послал попросить дочь царя: может быть, она их отпустит, и они уйдут своей дорогой и отдохнут от того, что с ними. И она послала за Сейф-аль-Мулуком и сказала ему: «Если ты поступишь согласно моему желанию, я освобожу тебя от того, что с тобой, и ты отправишься в твою землю, благополучный и с добычей», – и все время его умоляла и уговаривала, но Сейф-аль-Мулук не соглашался на то, что она хотела. И царевна отвернулась от него, гневная, и Сейф-аль-Мулук со своими невольниками остался у неё на острове в том же положении.
И обитатели острова знали, что это птицы царевны, и никто из городских жителей не осмеливался им ничем вредить, и сердце царевны было за них спокойно – она была уверена, что им уже нет освобождения с этого острова, – они скрывались от неё и на два дня и на три и ходили по равнине, собирая дрова со всех сторон острова, и приносили, их в кухню царевны.
И они провели таким образом пять лет, и случилось, что Сейф-аль-Мулук сидел в один день из дней со своими невольниками на берегу моря, беседуя о том, что с ними произошло, и Сейф-аль-Мулук посмотрел на себя и увидел себя в этом месте со своими невольниками. И он вспомнил свою мать и отца и брата своего Сайда, и вспомнил величие, в котором жил раньше, и заплакал, и усилились его плач и рыдания, и невольники тоже заплакали. И потом невольники сказали ему: «О царь времени, доколе будем мы плакать, когда плач бесполезен, и это дело написано у нас на лбах по определению Аллаха, великого, славного. Начертал калам то, что судил Аллах [614], и не будет нам пользы ни от чего, кроме терпения, – быть может, Аллах – велик он и славен! – который испытал нас этой бедой, её с нас снимет». – «О братья, – сказал им Сейф-аль-Мулук, – как нам сделать, чтобы вырваться от этой проклятой? Я не вижу для нас спасения, если не спасёт нас от неё Аллах своей милостью. Но пришло мне на ум, что мы должны убежать и избавиться от этой тяготы». – «О царь времени, – сказали невольники, – куда мы уйдём с этого острова, когда он весь полон гулей, которые едят сынов Адама? Во всяком месте, куда мы пойдём, они найдут нас, и либо они нас съедят, либо возьмут в плен и воротят нас на место, и царевна на нас разгневается». – «Я что-то для вас сделаю, и, может быть, Аллах великий поможет нам освободиться, и мы спасёмся с этого острова», – сказал Сейф-аль-Мулук. «А как ты сделаешь?» – спросили его, и он молвил: «Мы нарубим длинных палок, навьём из их лыка верёвок, свяжем их друг с другом и сделаем из них корабль. Мы сбросим его в море и наполним плодами, сделаем весла и сядем на корабль – быть может, Аллах великий сделает его для нас помощью, он ведь властен во всякой вещи. И, может быть, Аллах пошлёт нам хороший ветер, который приведёт пас в страны Индии, и мы освободимся от этой проклятой». И невольники воскликнули: «Это хороший замысел!» – и обрадовались сильной радостью.
И они поднялись в тот же час и минуту и стали рубить палки, чтобы сделать корабль, а потом они принялись вить верёвки, чтобы связать палки одну с другой, и провели за этой работой месяц, и ежедневно к концу дня они набирали немного дров и носили их на кухню царевны, а остальной день они отдавали работе по постройке корабля, пока не кончили его…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот шестьдесят седьмая ночь.
Когда же настала семьсот шестьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Сейф-аль-Мулук и его невольники нарубили палок на острове и, свив верёвки, связали корабль, который они сделали, а окончив его делать, они сбросили его в море и нагрузили плодами с деревьев, которые росли на острове, и они снарядились в конце дня и никого не осведомили о том, что сделали.
И они сели на этот корабль и плыли по морю в течение четырех месяцев, не зная, куда он везёт их, и кончилась у них пища, и испытывали они величайший, какой только бывает, голод и жажду. И вдруг море заревело и вспенилось, и поднялись на нем высокие волны, и приблизился к путникам страшный крокодил и, протянув лапу, схватил одного из невольников и проглотил его, и когда Сейф-аль-Мулук увидел, что крокодил сделал с невольником такое дело, он горько заплакал. И остался он на корабле один с уцелевшим невольником, и удалились они от места, где был крокодил, испуганные, и плыли таким образом, пока не показалась перед ними в один из дней гора: огромная, ужасная, высокая, возвышающаяся в воздухе. И они обрадовались, а после этого перед ними показался остров, и они стали ускорять к нему ход, ожидая блага от того, что вступят на этот остров. И когда они были в таком положении, море вдруг взволновалось, и поднялись на нем волны, и изменилось его состояние, и высунул голову крокодил и, протянув лапу, схватил оставшегося невольника из невольников Сейфаль-Мулука и проглотил его, и оказался Сейф-аль-Мулук один.
И он приблизился к острову и до тех пор трудился, пока не влез на гору, и тогда он посмотрел и увидел рощу. И он вошёл в эту рощу и пошёл среди деревьев и стал есть плоды, и увидел он, что на деревья забралось свыше двадцати огромных обезьян, – каждая обезьяна больше мула. И при виде этих обезьян охватил Сейф-альМулука сильный страх, а обезьяны спустились на землю и окружили его со всех сторон, и потом они пошли впереди него и сделали ему знак следовать за ними и отправились, и Сейф-аль-Мулук пошёл за ними. И они шли, а Сейф-аль-Мулук за ними, пока не дошли до крепости, высоко построенной, с колоннами, уходящими ввысь. И тогда они вошли в эту крепость, и Сейф-аль-Мулук вошёл за ними, и он увидел там всякие редкости, драгоценности и металлы, описать которые бессилен язык. И увидел он в этой крепости юношу, у которого не было растительности на щеках, но был он высокий, великой высоты. И, увидав этого юношу, Сейф-аль-Мулук почувствовал к нему расположение (а в крепости не было никого из людей, кроме этого юноши).
А когда юноша увидал Сейф-аль-Мулука, тот ему до крайности понравился, и он спросил его: «Как твоё имя, из какой ты страны и как ты сюда добрался? Расскажи мне твою историю и не скрывай из неё ничего». – «Клянусь Аллахом, – ответил Сейф-аль-Мулук, – я пришёл сюда не по своему желанию, и не к этому месту я стремился, и не могу я больше ходить с места на место, чтобы достигнуть того, что я ищу». – «А что ты ищешь?» – спросил юноша, и Сейф-аль-Мулук сказал: «Я из земель Египта, и имя моё – Сейф-аль-Мулук, а имя моего отца – царь Асим ибн Сафван». И потом он рассказал юноше, что с ним случилось от начала дела до конца его, и юноша поднялся, прислуживая Сейф-аль-Мулуку, и сказал ему: «О царь времени, я был в Египте и слышал, что ты отправился в страну Син (а как далеко эта страна от страны Сип!), и, поистине, твой рассказ дело дивное и диковинное». – «Твои слова правильны, – ответил Сейфаль-Мулук, – но после этого я отправился из страны Сип в страну Хинд, и подул на нас ветер, и море заволновалось, и разбились все корабли, что были со мною». И он рассказал юноше обо всем, что с ним случилось, и сказал: «И вот я пришёл к тебе в это место». И юноша молвил: «О царевич, довольно того, что случилось с тобою из бедствий во время пребывания на чужбине, и слава Аллаху, который привёл тебя в это место. Живи же со мной, а я буду тебе другом, пока не умру, и тогда ты станешь царём этого климата. Об этом острове никто не ведает, и эти обезьяны знают ремесла, и все, что ты потребуешь, ты здесь найдёшь». – «О брат мой, – сказал Сейф-альМулук, – я не могу сидеть в каком-нибудь месте, пока не исполнится моя мечта, хотя бы пришлось мне обойти весь свет, расспрашивая о том, что мне нужно. Быть может, Аллах приведёт меня к желаемому, или я буду стремиться к тому месту, где исполнится мой срок, и умру».
И юноша обернулся к одной из обезьян и сделал ей знак, и обезьяна скрылась на некоторое время, а потом пришла, и были с ней обезьяны, подпоясанные шёлковыми салфетками, которые принесли скатерть и поставили на неё около сотни золотых и серебряных блюд со всякими кушаньями, и эти обезьяны стояли, как обычно стоят приближённые, меж руками царей. И юноша сделал царедворцам знак сесть, и они сели, а те, кто обычно служит, остались стоять, и все поели досыта, а потом скатерть убрали и принесли золотые тазы с кувшинами и вымыли руки. А после этого принесли сосуды с вином – около сорока сосудов, в каждом из которых был какойнибудь сорт вина, и все стали пить и наслаждались и ликовали, и прекрасно было для них время, и обезьяны плясали и играли, пока евшие были заняты едой. И когда увидел это Сейф-аль-Мулук, он удивился и забыл о случившихся с ним бедствиях…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

1000 и 1 ночь: Сказка о Сейф-аль-Мулуке (ночи 768—778) часть 1


Источник: http://www.fairy-tales.su
Категория: Арабские сказки | Добавил: 24.02.2012
Просмотров: 895 | Рейтинг: 0.0/0