Горький Максим. Яшка
|
Жил-был мальчик Яшка, били его много, кормили плохо, потерпел он до десяти лет, видит – лучше не жить ему, захворал да и помер. Помер, – и хоть были у него кое-какие грешки, однако очутился Яшка в раю. Смотрит Яшка – невиданно хорошо в раю: посреди зелёного луга, на золотом стуле, сидит господь Саваоф, седую бороду поглаживает, озирается всевидящим оком, райские цветы нюхает, райское пение слушает; везде – во цветах, на деревьях – херувимы с серафимами осанну поют, а по светлому лугу, по весёлым цветам святые угодники хороводом ходят и мучениями своими хвастаются. – Господи, – говорят, – ты гляди-ко, батюшко, как мы измучены, как изувечены, а всё – имени твоего ради! Кожица у нас ободрана, тельце наше истрёпано, ручки-ножки изломаны, рёбрушки наружу торчат, а всё – славы твоея ради! Слушает господь, – немножко морщится. – Да уж ладно! – говорит. – Уж слыхал я это, ведь вы почти две тысячи лет одно и то же поёте. Ну, – пострадали, помучились, покорно вас благодарю за это, только – спели бы вы хоть разок весёлое что-нибудь, а? А святые угодники опять своё: – Господи, – кричат, – миленький ты наш, погляди-ко: ножки у нас переломаны, ручки вывихнуты, ведь как мы страдали! И жгли нас, и давили, и голодом морили, и чего только с нами не делали, а всё тебя, господи, ради! Вздыхает господь, соглашается: – Верно, братцы! Прославили вы меня мученьем, да обошли весельем! А святые угодники опять своё тянут. Смотрит на них Яшка из-за райской яблони, – тощие они все, тёмненькие, кои прихрамывают, кои на карачках ползут, у одних – глаза выколоты, у других – головы отрублены, – угодники божий под мышками держат их, как арбузы. В сторонке шестнадцать тысяч святых девственниц лежат, сохнут, в поленницы сложены. Варвара Великомученица пред Пантелеймоном Целителем кровавыми ранами хвастает, Екатерина Иоанну Воину о своих муках сказывает, а серафимы с херувимами всё осанну поют, и некоторые, от усталости, фальшивят. Слышит Яшка – говорит господь тихонько апостолу Петру: – Много у меня, Пётр, праведников, а – скушновато мне с ними! Напускал ты их в рай – чрезмерно… Отвечает апостол Пётр: – Ты сам, господи, знаешь, я готов изменить, да – ведь как теперь изменишь? Это – Павлово дело, он, лысый, интернационал этот устроил… – Эх, Павел, Павел! – вздыхает господь. – И сыну моему он евангелие испортил, и мне от него житья нет… Смотрит Яшка, слушает, не всё ему понятно, а что скушно в раю, это он прекрасно чувствует: ни есть, ни пить не хочется, играть тоже неохота, и на душе смутно, как будто он клюквенным киселём объелся. «Чего они побоями-то хвастают? – думает Яшка, глядя на святых. – Меня не меньше били, да я вот молчу! У нас, на земле, друг друга как бьют, кости в крошечки дробят, а – ничего!» И стало Яшке жалко бога, – какая у него жизнь? Все вокруг ноют, никто побоев не стыдится, а ещё в честь и заслугу терпение своё ставят себе. И вот, когда ангелы сняли солнце с неба, спрятали его под престол господень и наступила ночь и праведники спать улеглись, – вышел Яшка из-за яблони, подошёл к престолу и говорит: – Господи, а господи! Поглядел на него господь, спрашивает: – Ты откуда? – Из Петербурга. – Чего рано помер? – Да-а, – сказал Яшка, – рано! Другой бы на моём месте ещё раньше подох… – Али трудно жилось? – ласково спросил господь. Ёкнуло сердце Яшкино, хотел он рассказать богу о своей тяжёлой жизни, да вспомнил, как святые угодники жаловались, и – сдержался, только крякнул. И вместо того деловито сказал: – Слушай-ко, господи, вернул бы ты меня на землю! – Зачем? – спросил господь. – Да что мне тут делать? Скушно здесь. Вот и сам ты апостолу говорил, что скушно… – Чудак! – усмехнулся господь. – Да ведь тебя там опять колотить будут! – Ничего! – сказал Яшка. – Поколотят за дело – не пожалуюсь, а зря будут бить – не дамся! – Храбрый ты! – усмехнулся господь. – Слушай-ко, – деловито сказал Яшка, – ты вот что сделай, ты меня верни назад на землю, а я там выучусь на балалайке играть, и когда второй раз помру, так буду тебе весёлые песни петь с балалайкой, – ладно? И тебе веселее будет, и я недаром стану в раю торчать. Поглядел на него господь из-под густых бровей, погладил бороду седую и тихонько спросил: – Али тебе, Яшка, жалко стало меня? – Жалко! – сказал Яшка. – Надоедные больно угодники-то твои! Тогда Саваоф дотронулся до головы его лёгкой рукой и сказал: – Ну, спасибо тебе, друг мой милый, – за все века ты первый пожалел меня! И – верно ты надумал, – с твоим сердцем в раю делать нечего; иди, милый, на землю, в её скорби и радости, иди – жалей всех людей земных, служи им верою, как богу, помогай им в трудах, утешай в горе весели в печалях – тут тебе и награда будет! Иди дружок, живи во славу людям! И повелел господь Петру-апостолу открыть двери рая, а херувимам снести Яшку на землю. – Прощай! – сказал Яшка, кивнув головой господу. – Не скучай, я скоро вернусь! | |
|
| |
| Просмотров: 4376 | |