Успенский Эдуард Николаевич. Лекции профессора Чайникова: лекция 7-10
|
ЛЕКЦИЯ ВОСЬМАЯ Прием электромагнитных волн Следующий рабочий день профессора начался с разбора писем и посылок. Одна посылка была с обувью. В ней лежали меховые унты. В посылке было письмо: «Дорогой профессор! Вы все время приходите в новых ботинках. Очевидно, у вас нескончаемая коллекция обувных изделий. Посылаю Вам нанайские народные ботинки — унты. Берегите их, смазывайте рыбьим жиром и прогоняйте из них моль. Учительница Тимурова-Тамерланова». Профессор Чайников немедленно снял с ноги футбольные бутсы своего сына и всунул ногу в нанайские народные утны. Вдруг он закричал: — Караул! — и буквально выпрыгнул из унта. А вслед за ним оттуда выпрыгнула маленькая мышка. Она была перепугана не меньше, чем профессор Чайников, и не знала, куда деться. Она побежала искать спасение у Марины Рубиновой. Как только она подбежала к Марине, Марина каким-то чудом взлетела на осветительный фонарь. Вниз посыпалось небольшое количество мышкового электричества. Тогда мышка юркнула в кучу одежды и сумок, лежащую в углу студии, и затихла. Профессор начал лекцию: — Уважаемые зрители! Дорогие студенты экрана. Колебания электрических и магнитных полей распространяются во все стороны с невероятной скоростью. Практически со скоростью света. Теперь их можно поймать в любом конце страны и усилить. Для этого служат приемная антенна и усилитель. Рисую. Профессор нарисовал такую схему на движущейся доске: — Колебания прилетают сюда, к антенне. Колебания — это меняющиеся магнитное и электрическое поля. А раз в катушке меняется электрическое поле, по катушке течет слабый электрический ток. То есть начинают бегать туда и сюда электрончики. И что получится? Марина Рубинова к этому времени съехала со стойки фонаря. Она сказала: — Электрончики то будут прибегать на сетку лампы и закрывать ее, то будут с нее убегать. — Правильно. А значит, они будут усиливать или уменьшать ток, идущий через лампу. Таким образом слабые-преслабые сигнальчики, приходящие издалека, раскачивают сильный-пресильный ток лампы. Сказав это, профессор стал раскланиваться, как артист на арене цирка, который сумел сделать блестящий трюк. Тут зазвонил телефон. Звонил Фома Неверующий. — Профессор, — сказал он, — вы убедили нас, что колебания высокой частоты могут летать далеко-далеко и что их можно принимать при помощи антенны. Но нам нужно передавать не колебания, а речь и музыку. Профессор Чайников сразу перестал раскланиваться, и улыбка сползла с его лица на затылок. Он положил трубку и тихо сказал: — А ведь он прав, этот противный тип. Я рассказал вам, дорогие товарищи телезрители, как летают по свету колебания высокой частоты. Вот такие колебания: — А нам надо получить из приемника речь. То есть колебания низкой частоты. То есть медленные колебания. То есть вот такие: — А медленные колебания по свету летать не могут. Поэтому я расскажу вам сейчас, как устроены микрофон и наушники. — Ничего не понимаю, — сказала Марина Рубинова. — Почему по свету летят колебания высокой частоты? Почему из приемника летят колебания низкой частоты? И при чем здесь микрофон и наушники? — Сейчас я вам все объясню, — сказал профессор. — Допустим вы, Марина, хотите спеть песню для Миши. А Миша находится от вас за три тысячи километров. Что вы будете делать? — Буду петь по телефону. — А если телефона нет? — Пошлю ему посылку с кассетой? — Очень хороший выход. А других способов вы не знаете? — Нет. — А есть самый простой способ — пропеть эту песню по радио. Рисую. Вот видите, это Марина. — Марина поет. Ее голос выдает колебания низкой частоты. Они летят к передатчику. Передатчик преобразует их в колебания высокой частоты, и они летят через леса и горы на расстояние три тысячи километров к Мише Кувалдину, который в это время героически ищет руду в горах Акатуя. Колебания высокой частоты попадают в приемник и вылетают оттуда колебаниями низкой частоты, то есть словами песни, которую поет Марина. И Миша счастлив. — И вовсе нет. — Почему? — удивился профессор. — А почему это я ищу ерунду в горах атакуя? — Не ерунду в горах атакуя, а руду в горах Акатуя. Так горы называются. — Тогда другое дело, — успокоился Миша. — Тогда вы все поняли? — Тогда я все понял. — А при чем здесь наушники? — спросила Марина. — Наушники при приемнике. При всех приемниках бывают наушники, чтобы папы не ругались. Чтобы музыку можно было слушать тихо. — Вы знаете, Миша, — сказал профессор Чайников. — Я не перестаю вами восхищаться. Сколько лет я вас знаю, вы все понимаете. Но самое интересное, что вы все понимаете неправильно. — Правильно, неправильно, — пробурчал Миша, — подумаешь! Некоторые вообще никак не понимают. — А теперь я делаю такой рисунок, — сказал профессор Чайников. — Отгадайте, что это такое? — Картина, — твердо сказал Миша Кувалдин. — «Воздушные шарики погружаются в тучу». Натюрморт. — А другие версии у вас есть? — спросил профессор. — Есть. Это картина «Гроза над демонстрацией». — Почему? — Потому что во время демонстрации всегда воздушные шарики носят, и очень часто бывает гроза. Профессор поморщился. — А вы что думаете? — спросил он Марину. — Мне кажется, этот рисунок необходимо дополнить. Можно? — Пожалуйста, — разрешил профессор. — И что тогда выйдет? — А вот что, — сказала Марина. — Теперь этот рисунок называется «Моя собачка любит рисовый суп». — Да ерунда! — закричал профессор Чайников. — Да даже ни капельки не собачка. Даже ни капельки, ни капли не рисовый суп! Товарищи телезрители, поймите — внутри нарисован порошок. Сразу же зазвонил телефон. Это был Фома Неверующий. — Я знаю. Я понял. Это шапка золотоискателя на золотоносном прииске, где плохо налажен производственный контроль. Из глаз Чайникова опять покатились глицериновые слезы. — Да нет. Это микрофон в разрезе. Обыкновенный микрофон. А внутри насыпан угольный порошок. Когда человек говорит в микрофон, угольный порошок то сжимается под действием колеблющейся мембраны, то разжимается. Понятно? — Понятно, — ответил Миша Кувалдин. — А что здесь делают шарики? — Это не шарики. Это контакты. К ним подведены провода. Когда электрончики бегут по этим проводам и вбегают в микрофон, то им то легко идти внутри, то трудно. Потому что порошок то плотно лежит, то неплотно. Поэтому ток через микрофон меняется в соответствии со звуковыми волнами изо рта человека. Вам все ясно? — Все, — ответила Марина Рубинова. — А электрончиков там не засыпает углем? — Нет, наоборот. Чем сильнее сжат порошок, тем легче по нему бежать электрончикам. Вот смотрите. Вот у нас работает передатчик и дает в эфир колебания высокой частоты. Помните эту схему? Теперь мы включаем в нее микрофон и сажаем к микрофону Марину. — Почему все время Марину? — обиделся Миша. — Хорошо, сажаем Мишу. И он будет нам петь. Профессор возобновил рисунок. — У нас через лампу бегут вот такие колебания. — Они же бегут и через микрофон, через угольный порошок. Теперь Миша будет для нас петь букву «А». Марина сразу повернулась к экрану и сказала: — Прослушайте, пожалуйста, букву «А» в исполнении певца Миши Кувалдина. Миша набрал полную грудь воздуха и заревел, как Шаляпин: — А-А-А-А-А — пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам. — Пешеходов нам не надо, — сказал профессор Чайников. — Только букву «А». Миша снова запел: А-А-А-А — пусть бегут неуклюже А-А-А-А — по лужам А-А-А — по асфальту рекой. — Уже лучше, — сказал профессор Чайников. — Так вот, когда наш Миша поет «А-А-А», колеблется мембрана. Вот так: — Порошок то сжимается, то разжимается. И электрончикам то легко бежать, то плохо. И получается так, что их частая беготня, частые колебания управляются нечастыми колебаниями мембраны микрофона. — Профессор, — спросил Миша. — А почему колебания мембраны микрофона несчастные? — Не несчастные, а нечастые. Такой процесс влияния одних колебаний на другие называется наложением колебаний. И теперь уже Мишино «А-А-А» при помощи высоких колебаний через антенну летит по всему белому свету. То есть получается, что мы редкие звуковые колебания рисуем частыми электронными. — Товарищ профессор, — снова спросил Миша, — а зачем мы это делаем? Разве нельзя через антенну сразу пускать по белому свету низкие звуковые колебания? То есть мое «А-А-А»? — Колебания низкой частоты, а по-другому звуковые колебания, плохо распространяются в пространстве. Еле-еле летают. А колебания высокой частоты чрезвычайно быстрые и шустрые. — Давайте проведем эксперимент, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас выключим в студии все микрофоны, все электроприборы, создающие высокочастотные колебания. И все вместе будем после этого кричать что-нибудь. Интересно, услышат нас телезрители хотя бы в ближайших домах или нет? — Дорогие телезрители, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас начнем кричать во весь голос. И как только вы что-нибудь услышите, немедленно звоните нам в студию и говорите — что вы услышали. Телеоператоры начали все выключать. Пока они все выключали, Марина спросила: — Профессор, а что мы будем кричать? — Да все, что в голову взбредет: А, О, У! КУ-КУ-КУ! — Готово? — спросил профессор операторов. — Готово, — ответили телеоператоры. — Давай! — скомандовал профессор. И все, кто был в студии, заорали благим матом: — А-А-А-А-А-А-А! — О-О-О-О-О-О-О! — И-И-И-И-И-И-И! — КУ-КУ-КУ! Но никто из радиослушателей не звонил и не говорил, что он слышал. Марина Рубинова так кричала, что от звуковых колебаний у нее слезла вся помада с губ и все румяна со щек. Она решила восстановить все это и полезла в кучу одежды искать свою сумку. И вот как раз в этот момент в студии раздался громкий нечеловеческий крик: — Ой, мама!!!!!!! Ой, мыши!!!!!!!!!!!!!!!! Тут же зазвонил телефон. Это был Фома Неверующий: — Профессор, я слышал, что вы кричали без всяких там ламп и колебаний. — И что же? — Ой, мама, ой, дышит! — Почему? — Я не знаю почему. Наверное, чья-то мама перестала дышать. А потом стала дышать снова. И вы очень обрадовались и закричали: «Ой, мама, ой, дышит!» — Почти правильно, — неохотно согласился профессор Чайников, глядя на Марину. — Эх, вы, — грустно сказал он ей. — Такой эксперимент испортили! ЛЕКЦИЯ ДЕВЯТАЯ Наушники, диоды и другие радиоустройства В этот день Марина Рубинова позвонила профессору Чайникову рано утром задолго до эфира. — Товарищ профессор, вчера летучка была на телевидении. Нас обвиняют, что мы мало передач проводим на свежем воздухе. Какие у вас будут предложения? Профессор подумал и сказал: — Во время занятий откроем форточку. — Профессор, я серьезно, — сказала Марина. — Может, мы выйдем на улицу и там проведем лекцию. — Хорошая мысль, — согласился профессор Чайников. — Мы с наушниками и диодами выходим на улицу, а телезрители сидят дома перед телевизорами. Это и есть занятия на свежем воздухе? Марина промолчала. — Или мы предлагаем телезрителям взять телевизоры с собой и идти в парк. А там в каждом пеньке есть розетка для тока. Марина опять промолчала. А потом придумала: — Профессор, а может быть, им вынести телевизоры на балкон? — Прекрасная мысль! — согласился профессор. — Чуть-чуть закапает дождик — сразу же произойдет короткое замыкание, и телевизор выйдет из строя, потому что сгорит целиком. Можно будет на нем еще и шашлыки поджарить. Целый пикник получится. — Профессор, — взмолилась Марина, — но от нас же требуют. — В общем, так! — сказал профессор. — Я, как всегда, буду проводить лекцию в студии! — И он грозно швырнул трубку на рычаг. Трубка не ожидала такого действия в отношении себя. Она немедленно развалилась на две части. Из нее выпал маленький микрофон, о котором профессор говорил на своей лекции вчера, и небольшой наушник, о котором он собирался говорить сегодня. «Какая жалость, что она не разбилась на прошлом занятии, — подумал профессор. — Телезрители сразу бы и увидели, как микрофон выглядит. А то „Шапка золотоискателя", „Моя собачка любит рисовый суп"!» Слава богу, на улице сильно похолодало. Профессор надел подарочные унты и отправился в студию. Свою лекцию он начал так: — Дорогие телезрители, допустим, к нам с вами прилетели откуда-то высокочастотные радиоволны, то есть колебания. Но мы их с вами не может слышать своими ушами. Они для нас сливаются в сплошной гул. — Конечно, — согласился Миша Кувалдин. — Вот какие страны присылают к нам эти колебания: и Америка, и Канада, и Бибиси. — И Америку, и Канаду я знаю, — сказал профессор Чайников. — А что это за страна такая Бибиси? — Наверное, это сокращение, — предположил Миша Кувалдин. — А полностью будет Бибисисия. — А что, — согласился профессор Чайников. — Есть Белоруссия, в ней живут белорусы. На папуасских островах живут папуасы. А в Бибисисии, безусловно, должны жить бибисисы. — Так вот, — продолжил он, — допустим, что из Бибисисии к нам прилетели медленные звуковые колебания, записанные быстрыми, высокочастотными колебаниями радиопередатчика. Помните, я рассказывал вам в прошлый раз, как это делается. Один высокопоставленный бибисис зовет нашего Мишу Кувалдина в гости. — Профессор, — сказал Миша Кувалдин. — По правде говоря, я не очень-то понял, как это делается. Вернее, я все понял, как это делается, но я все понял неправильно. Вы сами тогда так сказали. А я бы хотел все понять правильно. Как эти колебания записываются? — Сейчас я попытаюсь объяснить это снова, — сказал профессор. — Представьте себе длинную бетонную дорожку длиною в один километр. По ней. прыгает миллион теннисных шариков. Они скачут и скачут куда-то вдаль между дорожкой и натянутой над ней веревкой. Вот так. — А теперь мы берем и пускаем по веревке волну. И тогда шарики начинают прыгать по-другому, подчиняясь веревочной волне. Вот так. — У вас есть вопросы? — Есть, профессор, — сказал Миша Кувалдин. — Даже много — два. — Отлично, — сказал профессор. — Я люблю, когда у человека есть вопросы. Это значит, что он умный. Какие же у вас вопросы. — Первый: где можно взять столько шариков? И второй: почему они прыгают? — Столько шариков можно взять на шариковой фабрике. А прыгают они чисто теоретически. Теперь вам понятно? — Нет, непонятно. — Что вам теперь непонятно? — Почему они прыгают теоретически? Что их заставляет прыгать? — Предположим, что бетонная дорожка постепенно раскаляется, и поэтому шарики начинают скакать. Теперь есть вопросы? — Есть. И еще больше. А почему дорожка раскаляется? — Потому что по ней пустили ток. — Но ведь всех прохожих будет дергать! — поразился Миша. — Каких прохожих? — удивился профессор Чайников. — Которые по этой дорожке ходят. — По этой дорожке никакие прохожие не ходят, — стал подводить итоги профессор Чайников. — Потому что она теоретическая. У вас есть еще вопросы? — Есть, — ответил Миша. — Вот и оставьте их при себе. — Почему? — Потому что у меня больше нет ответов. Кончились. Миша Кувалдин опечалился. Сильно, но ненадолго. Потому что профессор нарисовал какую-то чрезвычайно интересную картинку, как будто бы в БЕЛОЙ кастрюльке варились СИНИЕ макароны, намотанные на ЖЕЛТЫЕ сухарики. Миша Кувалдин сразу просветлел лицом. — Переходим к наушнику, — сказал профессор. — Видите, это катушка. Когда по катушке идет ток, слабый или сильный, вокруг нее возникает магнитное поле. Оно колеблется и притягивает металлическую пластинку-мембрану. — Я все поняла, — сказала Марина Рубинова. — К нам прилетают звуковые колебания. Мембрана колеблется и передает эти колебания к нам в уши. Правильно? — Нет, неправильно, — ответил профессор. — Почему? — Да потому, что звуковые колебания летать далеко не могут. К нам из Бибисисии летят высокочастотные колебания. А мы при помощи наушника и диода должны перевести их в звуковые. Вы помните, что такое диод? — А как же, — ответила Марина Рубинова. — Это такое устройство, которое пропускает ток или что-либо другое только в одну сторону. — Вы можете привести примеры диодов? — Пожалуйста, — сказал Миша Кувалдин. — Тюбик с зубной пастой. Он пропускает пасту только в одну сторону. Однажды я пытался запихнуть пасту обратно, ничего не вышло. Бился, бился, ни капли не запихнул. Только весь перемазался. — Интересная мысль, — сказал профессор. — В некотором смысле, тюбик с пастой действительно диод. А еще есть примеры? — Есть! — осенило Марину. — Мясорубка, например. Она крутит мясо только в одну сторону… И тесто. — И корова — диод! — закричал механик-электрик сцены. — Она траву ест только в одну сторону, я в деревне видел. Профессор Чайников был поражен таким количеством диодов. А тут еще зазвонил телефон, и Фома Неверующий добавил: — Да любой кинотеатр есть диод. Он людей только в одну сторону пропускает — через вход к выходу. Да любой гастроном! — Я не буду спорить, — сказал Чайников. — Все это прекрасные примеры диодов. А сейчас я нарисую вам схему совместной работы диода и наушника. Он нажал кнопочку, чтобы приехал чистый кусочек рисовальной доски. Но что-то перепутал и вместо этого уехал сам, потому что по кругу поехала сцена. Профессор закричал Мише Кувалдину: — Верните меня! Миша поискал глазами нужную кнопочку и нажал ее. И как раз, когда, сделав круг, профессор приехал к доске, сцена остановилась и с диким скрипом поехала в обратную сторону. Профессор сильно разгневался и стал тормозить нанайским унтом все сильнее и сильнее. Но унт стирался просто как школьный ластик, а сцена продолжала крутиться как ни в чем не бывало. — Что вы делаете? — кричал профессор. — Да знаете вы, как это называется? Немедленно зазвонил телефон, и Фома Неверующий объяснил: — Это называется круговые колебания низкой частоты. С большим трудом механик-электрик сцены отыскал нужную кнопку и затормозил профессора. — Итак, я рисую для вас схему, — сказал Чайников. — Это наш приемник. Он ловит и усиливает высокочастотные колебания из страны Бибисисии. Если бы не было диода, колебания были бы такими. — Но диод пропускает ток только в одну сторону, и поэтому график высокочастотных колебаний выглядит так: — То есть ток не болтается с бешеной скоростью туда-сюда. А мелкими зубцами образует большие плавные волны. Именно эти волны и дают звуковые колебания мембраны. То есть мелкий дребезг колебаний высокой частоты превращается в звуки. И все, что хотел сказать высокопоставленный бибисис Мише Кувалдину, мы можем узнать. — А что он хотел сказать? — спросила Марина Рубинова. — Я думаю, он хотел сказать на чистом английском языке: «Dear Michail, dear playgoer, you have got to understand not only physics but also English». — А что это значит, товарищ профессор? Я как-то с трудом понимаю эти английские звуковые колебания. Они для меня все равно что высокочастотный дребезг. — Это значит: «Дорогой Миша Кувалдин, дорогие товарищи телезрители, надо понимать не только физику, но и английский язык». — Но я не понимаю по-английски, — ответил Миша Кувалдин. — Значит, свой следующий цикл мы посвятим скоростному изучению английского языка, — сказал профессор Чайников. — А больше этот бибисис ничего не сказал? — спросил Миша Кувалдин. — Например: «Приезжайте в гости». Или: «Вот вам в подарок полкило бибисисинской жвачки». — Нет, — ответил профессор, — больше он ничего не сказал. И тут зазвонил телефон. — Это телевидение, да? Можно к телефону профессора Кофейникова? — У нас нет такого профессора, — ответила Марина Рубинова. — А профессора Кипятильникова? — И такого у нас нет. Может быть, вам нужен профессор Чайников? — Точно. Именно он нам необходим. Профессор Чайников взял трубку. — Товарищ профессор. Это говорит мама Каблукова. Вы начали лекции с моего письма. Так вот у меня к вам есть вопрос. А если телевизор разобрать, человечки в нем останутся? — Спасибо за хороший вопрос, — ответил, вскипая, профессор Кипятильников. — Я с удовольствием на него отвечу. И на все другие вопросы. Товарищи телезрители, следующая моя передача будет посвящена ответам на вопросы. Задавайте их. Как говорится в известной песне: «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте». — Профессор, — сказала Марина Рубинова. — А я могу задать вопрос? — Конечно. — Скажите, пожалуйста, а наш звук уже долетел до Луны? ЛЕКЦИЯ ДЕСЯТАЯ Ответы профессора Чайникова на вопросы телезрителей Уважаемые читатели! Мы не можем пока напечатать ответы профессора Чайникова, потому что у нас нет ваших вопросов. Если они у вас возникли, срочно запихните их в конверт и пришлите нам. Наш адрес: 125319, Москва, ул. Усиевича, дом 8, помещение 130. И тогда мы выпустим дополненное и улучшенное издание «Лекции профессора Чайникова». И обязательно расскажем, чем закончился опыт профессора Чайникова по проверке расстояния от Земли до Луны. | |
|
| |
| Просмотров: 1102 | |