Заходер Борис Владимирович. Жил-был Фип
|
1 глава Правду сказать, жил он еще так недолго, что даже сам и не знал, кем он был. А был он инкубаторным цыпленком трех дней от роду - маленьким, желтым, пушистым комочком на тоненьких ножках и с тоненьким голоском: "Фип! Фип!" Вместе с тысячами - если тебя интересуют цифры, могу сказать точно: вместе с 39312 (знаешь, как это произносится? С тридцатью девятью тысячами тремястами двенадцатью) - братьями и сестрами он появился на свет в огромном здании, на котором красовалась вывеска: "Птицефабрика Э 2". Появился на свет - так, пожалуй, можно сказать, хотя было там не так-то уж и светло. Правда, там было тепло; но не было ни солнца, ни неба, ни земли, ни травы, ни ветра - словом, ни природы, ни погоды! Но Фип ни капельки из-за этого не огорчался! Ведь он и не подозревал, что на свете бывают такие вещи, как природа, погода, небо, солнце, земля и так далее. Что греха таить, знал он маловато, а умел еще меньше. И все-таки он весело поклевывал вкусную кашку из молотых зерен, косточек, червячков и тому подобного (называется это кормовой смесью) и весело попискивал своим тоненьким голоском: "Фип!" Уж это-то он умел. И так продолжалось - ты не забыл - ровно три дня. А на четвертый день поутру его посадили в картонную коробочку, где уже сидело 35 (тридцать пять) его братьев и сестер - таких же, как Фип, желтеньких и пушистых, и так же перепуганных. Все они, включая Фипа, пищали изо всех сил. Но, как известно, писк обычно мало помогает. Не помог он и нашим цыплятам. Их коробку погрузили в кузов маленького автомобиля "пикапа", где было совсем темно и не очень-то приятно пахло и где уже стояло множество таких же картонных коробок, - все они тоже отчаянно пищали. Но тут что-то громко зафыркало, затарахтело, зарычало: цыплята почувствовали, что все куда-то едет, едет, едет... и запищали еще громче, но, так как они сами не слышали собственного писка, им скоро пришлось перестать. Грузовичок вскоре остановился, и шофер начал передавать притихшие коробочки в руки какой-то тете. Тетя, кстати сказать, была очень миловидная (то есть на нее было приятно смотреть). И шофер на нее так засмотрелся, что даже не заметил, как из одной коробочки полетел на траву желтый пушистый комочек. Это был Фип. 2 глава Не от страха (испугаться он не успел), а, наверное, просто от неожиданности (ведь он еще никогда не летал) Фип потерял сознание: он закрыл глаза и как будто заснул. Но когда он пришел в себя и открыл глаза, он испугался по-настоящему: прямо над ним нависла чья-то огромная страшная морда с большими зубами. Бедный Фип не знал, что делать. Он было вскочил на ноги, но они у него тут же подкосились; он снова зажмурился, но так было еще страшней... Все это случилось с ним только потому, что он так мало знал; знай он чуть побольше, он бы понял, что эта страшная, как ему показалось, морда принадлежит веселому, добродушному и любопытному Жеребенку. - И-го-го! Тебя как звать? - спросил Жеребенок, и спросил так приветливо, что даже Фип как-то сразу начал понимать, что бояться вроде бы нечего. - Фип, - ответил Фип. - Ага-га! Фип, понял! - сказал Жеребенок (тут-то Фип и получил свое имя). - А откуда ты взялся, Фип? - Не знаю! - честно ответил Фип. - Иги-ги, потерялся! - сообщил сообразительный Жеребенок. - А что делать будешь? - Не знаю... - опять признался Фип. - Ага-га! А я знаю! Будешь своих искать! - Каких своих? - слабо спросил ничего не понимающий Фип. Жеребенок тоненько заржал. - Вот чудак! Своих не знает! Ты ведь кто? Птица! Значит, и твои - птицы! Мои свои - лошади, а твои свои - птицы! - А кто это - птицы? - заинтересовался Фип. Почему-то это слово ему понравилось. - Иго-го! Птицы - это, брат... Ну, птички, понял? - Не понял, - признался Фип. - Ну, такие, с этими... с крыльями... Ну, которые по воздуху бегают быстро-быстро! Еще говорят... Ага, вспомнил! Которые летают! - с удовольствием повторил Жеребенок. Ему было приятно, что он вспомнил такое трудное слово. Интересная и содержательная беседа продолжалась бы, возможно, еще долго, но в это время кто-то из своих Жеребенка призывно заржал (неподалеку паслось несколько лошадей), и Жеребенок, крикнув: - Бегу, мама! - понесся прочь, успев на прощание только предупредить Фипа: - Ищи своих, а то совсем пропадешь! 3 глава Фип встал на ноги и осмотрелся. Какой огромный, яркий, шумный мир окружал его! Зеленый-зеленый луг, синее-синее небо, а там, в небе, что-то ослепительно золотое - Фип было глянул и поскорей снова зажмурился... А как тепло, какие чудесные запахи, какой ласковый ветерок! От ветерка чуть колышется зеленая трава - такая высокая, что не только Фипу можно спрятаться в ней с головой, - и важно покачивают хорошенькими головками цветы. Их так много, они такие разные! Желтые, красные, белые, лиловые... И повсюду, куда ни глянь, - птицы. Они то перелетают с цветка на цветок, с травинки на травинку, то подолгу вьются в воздухе на одном месте, то стремительно, с жужжанием проносятся у Фипа над самой головой. "Ну, тут я не пропаду, - радостно подумал Фип. - Сколько своих!" Но странное дело, к кому бы из них Фип ни кидался, все птицы шарахались от него в сторону и поскорей уносили ноги. Никто из крылатых не только не желал вступить с Фипом в разговор, - никто не отвечал ему даже на самые вежливые вопросы. На Фипово счастье, неподалеку от него на синий с желтым цветок плавно опустилась очень-очень большая птица, пожалуй, больше самого Фипа. У нее были пушистые усики, шесть тоненьких ножек, широкие разноцветные крылья, и при каждом ее движении крылья эти отливали всеми цветами радуги. Наученный горьким опытом, Фип подошел к ней, медленно, осторожно, и первым делом вежливо поздоровался. - Здравствуйте, тетя! - пискнул Фип. - Можно мне спросить у вас одну вещь? Бабочка (ты, конечно, догадался, что это была она) была такая большая, что не испугалась Фипа. - Спрашивай, вежливый малыш, - сказала она. - Тетя, вы - птица? - спросил Фип и тут же понял, что сказал что-то неподходящее. Бабочка взмахнула крылышками, словно собиралась улететь. - Не улетайте, тетя! Пожалуйста! Пожалуйста! - отчаянно пискнул Фип. Бабочка осталась на месте и принялась только усиленно обмахиваться крылышками. - Как ты мог... как ты мог даже подумать обо мне такую ужасную вещь! - сказала она наконец. - Я - птица? Б-р-р! - Но ведь вы же летаете! - пискнул совершенно сбитый с толку Фип. - А кто летает - тот птица... Тут Бабочка тоненько рассмеялась. - Я вижу, ты просто глупыш и не хотел меня обидеть, - сказала она и улетела. 4 глава День шел к концу, а Фипу так и не удалось найти ни одной настоящей птицы. Бедняга совсем расстроился, а особенно огорчало его, что все, к кому он обращался, - все крылатые, все летающие, обижаются, когда он принимает их за птиц. А один большущий (чуть ли не больше самого Фипа) Жук даже обещал его отколотить за такие вопросы. - Что же это получается? - рассуждал Фип вслух, устраиваясь на ночлег под кустиком (ему-то этот кустик казался большим деревом). - Получается чепуха: летают, а не птицы. Ну просто чепуха! - Чепуха, мой друг, твои рассуждения! - вдруг послышалось откуда-то сверху. - Впрочем, меня это не удивляет. У вас там, внизу, все вверх тормашками. Фип поднял голову. Высоко над ним, на ветке кто-то висел вниз головой. От изумления Фип не мог произнести ни звука. - Да-с, - продолжала неизвестная собеседница Фипа, - попробуй рассуждать по-настоящему. Видя, что Фип ничего не понимает, она пояснила: - Насекомые летают, но они не птицы. Я летаю, но я не птица. Вывод: не все, кто летает, - птицы. Фип разинул клювик от удивления и огорчения. - Да-с, - с торжеством сказала незнакомка. - И больше того: не все птицы летают. Страус - не летает. Киви - не летает. Пингвин - не летает. А вот я - летаю. И с этими словами Летучая Мышь (кто же это мог быть, кроме нее?) расправила огромные кожистые крылья и бесшумно исчезла в вечерних сумерках. Вскоре она вернулась, и что-то упало на голову Фипу. Ему показалось, что это были жесткие надкрылья того самого Жука, который недавно грозился его поколотить... - Птицы, а не летают, летают, а не птицы, - рассуждал сам с собой Фип. - Ну, как же тогда мне птиц узнать? - захныкал он так жалобно, что и Летучая Мышь смягчилась. - Птиц узнать очень просто, - сказала она. - Они поют! Да-с! - Птицы поют, птицы поют, - повторял Фип, чтобы не забыть. С этими словами он и заснул. 5 глава Утро было чудесное. Только Филу сразу захотелось пить и есть. Он склюнул несколько росинок с листьев и травы и начал поклевывать зернышки, хотя они были зеленые и не такие вкусные, как те, которые давали Фипу раньше, но он был и тому рад и клевал их с большим увлечением. Но вдруг он бросил свое увлекательное занятие и насторожился. Да, сомнений не было - кто-то громко-громко пел: - В реке-кекс! В реке-реке-кекс! Хотя Фип и не знал, что такое "кекс", ни даже что такое река, он так и кинулся на звук этой песни. Вполне естественно: во-первых, ему очень понравилась песня, а во-вторых (и это главное), это была песня и, значит, где-то рядом была и птица. И действительно, на берегу большой лужи (или маленького прудика) сидел кто-то необыкновенно красивый: зеленый, блестящий, с большими блестящими глазами, и пел. Чудесно пел: - В реке-кекс! Фип так заслушался, что забыл обо всем на свете. - Вы, конечно, птичка? - спросил он, когда певица наконец замолчала. - Квак? - спросила певица. - Почему ты так решил? - Мне сказали, что птички поют, а вы так замечательно поете! - Квак, квак я пою? - переспросила зеленая певица. - Замечательно, чудесно! - восхищался Фип. - В жизни не слыхал такого дивного пения! Я думаю, не надо объяснять, что Фип говорил чистую правду: он ведь действительно в жизни не слыхал пения. - Ты, видать, умный головастик, - сказала зеленая певица. - Пою я действительно чудесно, замечательно! Это ты все правильно говоришь. Но только я не птица. Вот еще! Я - Лягушка! Бедный Фип не мог скрыть своего разочарования. - А я думал... а мне говорили - только птицы поют... - жалобным голоском протянул он. - Хе-хе-хе! Кто это тебе говорил? - Летучая Мышь, - сказал Фип. - Летучая Мышь? Хе-хе-хе! - засмеялась Лягушка. - Ну, у нее, известно, все вверх тормашками, она ведь вниз головой спит! Придумала тоже! Только птицы поют! Мы, лягушки, лучше всяких птиц поем, сам слышал! А почему? Тут Лягушка сделала такую большую паузу, что Фипу волей-неволей пришлось спросить: - Да, почему? - Да потому, что мы первые на свете запели. Лягушка снова сделала паузу, и Фипу опять пришлось спросить: - Ну да? - Да! Ведь было время, никто петь не умел, потому что все в воде жили, а там не очень-то распоешься. А вот мы, лягушки, сумели! И запели! Лягушка снова замолчала, очевидно ожидая, чтобы Фип опять выразил свой восторг. Но Фип неправильно ее понял. - А как же мне тогда... - начал было он, но она его перебила: - Да, мы первые запели, а там уж и другие... и птицы эти хваленые, а уж теперь все, кому не лень, поют... Фип снова попытался о чем-то спросить Лягушку, но она не обращала на него внимания. - Все поют, - продолжала она с жаром, - кто может и кто не может. У птиц хоть голос есть какой-никакой, а многие - хе-хе-хе - совсем без голоса поют! До того техника дошла - не поверишь: ногами поют, ногами слушают. Можешь себе представить? - Не могу, - честно признался Фип. - Да вон, гляди, вон он, видишь там, зелененький, коленками назад. Фип посмотрел туда, куда показывала Лягушка, и увидел большого зеленого Кузнечика. Кузнечик сильно чиркнул ножкой по крылу, еще, еще - и полилась всем знакомая песенка. - Видишь, вот он самый и есть, - с удовлетворением сказала Лягушка, - жаль, далековато сидит, а то мы бы его получше рассмотрели. И тут Фип вдруг заплакал. - Ой-ой-ой, что же мне делать? Все летают, все поют, - всхлипывал он, - как же мне птиц узнать? Лягушка заметила, что бедный цыпленок совсем расстроился, и ей стало его жалко. - Как птиц узнать? Это я тебя, головастик, научу, - сказала она добродушно. - Кто поет - хорошо, кто летает - тоже хорошо, но это еще полдела. А главное дело - кто гнездо строит, тот и птица. Понял? - Ничего я не понял, - ответил Фип. - Какие еще гнезда? Где они бывают? - Опять я тебя, головастик, научу, - продолжала Лягушка. - Гнезда всякие бывают. И всюду они бывают: на земле, на кустах, на деревьях... Ищи только лучше. Да вон оно! Вон оно, гнездо! Во-о-о-н там, в тростнике, видишь? - Большое спасибо, тетя, - крикнул Фип и бегом устремился к тростникам, туда, где на высокой, стройной тростинке покачивалось гнездышко, очень хорошенькое гнездышко, сплетенное из сухих травинок. - Птица, птица, выходи! - крикнул Фип еще на бегу. На этот раз он был уже совершенно уверен, что нашел своих. И на его призыв действительно из гнездышка выглянула чья-то очаровательная мордочка, за ней - вторая, третья. Просто удивительно было, как они все там помещались. - Вы - птицы? - спросил Фип упавшим голосом. Почему-то его уверенность начала пропадать. - Хи-хи! - ответили из гнезда. - Он думает, мы птицы. Хи-хи! Хи-хи! Какие ж мы птицы? Ты разве не видишь, мышата мы! - Мышата... - растерянно протянул Фип. - А зачем же вы в гнезде сидите? - Как зачем? Это наше гнездышко! - А мне говорили: птички гнезда вьют. - Птички несут яички, - сообщили ему наперебой все три мышонка. - Несут яички? А куда? - грустно спросил Фип. И тут раздался такой взрыв хохота, что он, повесив голову, зашагал прочь. - Эй, малыш, погоди! - крикнул кто-то ему вслед. Фип неохотно обернулся. Из гнезда выглядывала мордочка побольше. Это была мама мышат, Мышь-Малютка. - Ты ищешь птичек? - спросила она. - Так вот: птички правда живут в гнездышке и правда несут яички, такие белые, кругловатые, а бывают и раскрашенные! - Спасибо, - сказал Фип. - Белые, кругловатые, - повторил он. И вдруг перед его глазами всплыла знакомая картина: белые, кругловатые... Время от времени они лопались, и на волю выходил брат или сестренка Фипа. - Вспомнил! - запищал Фип, очень взволнованный. - Так и есть, и я был в яичке, значит, я правда птица! От радости он начал клевать все, что попало, и сам не заметил, как забрался на какую-то покрытую сухими иголками и колючими ветками кочку. На ее верхушке лежали белые кругловатые предметы, очень похожие на те, о которых Фип только что вспоминал, только маленькие, и он стал клевать их тоже. - Эй, ты! Ты что делаешь? - послышался такой тонюсенький голосок, что Фипов писк мог по сравнению с ним показаться басом. - Это наши яички! Мы их несем сушить, а ты клюешь! - Вы несете яички? - спросил ошеломленный Фип, разыскивая глазами, кто это говорит. - Да где же вы? Значит, вы птички? Где же вы? - Вот мы где, - отвечал тоненький голосок, и тут Фип наконец увидел своего собеседника. Это был рыжий Муравей. - Так это вы птички? - с сомнением сказал Фип. - Птички несут яички, - машинально повторил он заученную фразу. - Да что ты, дяденька, - с искренним недоумением ответил Муравей. - При чем тут птички? Что у них там за яички? Ну, одно-два яичка снесет или там пяток, и все. А у нас, у муравьев, - ого-го! У нас, брат, царица за день столько яичек отложит - и счету нет! Мильон! А то даже тыщу! Так как Фип совершенно не умел считать, на него это муравьиное хвастовство не произвело впечатления. Он понял только одно: он опять не нашел птичек. Окончательно разочарованный, он поплелся прочь. - Что же это получается? - убивался Фип, присев отдохнуть под высоким-высоким, до самого неба, деревом. - Летают - и не птички... Поют - и не птички... Гнезда вьют - и не птички... Яички несут - и то не птички! - разрыдался бедный цыпленок. - Все - не птички! А кто же тогда птички? - сказал он, ни к кому не обращаясь. И в ответ он неожиданно услышал чей-то глубокий, добрый-предобрый голос: - Птицу узнаешь по перу. - И с вершины дерева, под которым сидел Фип, плавно, медленно слетело вниз птичье перышко - красивое, легкое, блестящее. Плавными, широкими кругами опускалось оно все ниже и ниже, и, когда оно заканчивало круг, вновь зазвучал добрый, глубокий голос: это говорило Дерево. - Есть птицы, которые не поют... Есть птицы, которые не летают... И гнезд не вьют... Есть птицы и совсем без крыльев... Но нет птицы без перьев! Дерево умолкло, и, словно поставив точку, перышко опустилось Фипу прямехонько на нос. - A y меня ведь и перьев нет?.. Значит, я сам не птица! - ахнул Фип. Но он не успел даже расстроиться, потому что рядом с ним на землю опустился кто-то, ростом даже чуть поменьше Фипа, но ужасно бойкий, веселый и нахальный и весь в перьях. - Известно, не птица! Курица - не птица! - весело сообщил Воробей (это был именно он и никто другой). - А я разве курица? - спросил бедный Фип. - Ты-то? Ты даже еще не курица, - продолжал насмешник. - Ты - цыпленок, хорошо еще, хоть нежареный! - Ой-ой-ой! - захныкал Фип. - Ну, где же мне найти своих? И он повесил голову с таким убитым видом, что его пожалел бы даже разбойник Коршун, не только честный Воробей. - Да не хнычь ты! - весело чирикнул он. - Вон они, твои! - Где? - недоверчиво поднял голову страдалец Фип. - Квох-квох! - донеслось до его слуха. - Квох-квох! Лучше этого Фип еще ничего не слыхал в своей богатой приключениями жизни. И лучше этой картины он не видел: совсем неподалеку на лужок вышла птица - большая, красивая, пестрая, а за ней, весело попискивая, поспевала целая дюжина таких же желтых пушистых комочков, как сам Фип. Фип рванулся было к ним, но вдруг остановился. - А перья? - спросил он робко. - А перья вырастут! - засмеялся Воробей. - Лети, лети к своим, не сомневайся! И Фип полетел. Со всех ног. | |
|
| |
| Просмотров: 6111 | |