Афанасьев Александр Николаевич. Хитрая наука
|
Хитрая наука (вариант сказки 1) Жили себе дед да баба, был у них сын. Старик-то был бедный; хотелось ему отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, а по смерти на помин души; да что станешь делать, коли достатку нет! Водил он его, водил по городам — авось возьмет кто в ученье; нет, никто не взялся учить без денег. Воротился старик домой, поплакал-поплакал с бабою, потужил-погоревал о своей бедности и опять повел сына в город. Только пришли они в город, попадается им навстречу человек и спрашивает деда: «Что, старичок, пригорюнился?» — «Как мне не пригорюниться! — сказал дед. — Вот водил-водил сына, никто не берет без денег в науку, а денег нетути!» — «Ну так отдай его мне, — говорит встречный, — я его в три года выучу всем хитростям. А через три года, в этот самый день, в этот самый час, приходи за сыном; да смотри: коли не просрочишь — придешь вовремя да узнаешь своего сына — возьмешь его назад; а коли нет, так оставаться ему у меня». Дед так обрадовался, и не спросил: кто такой встречный, где живет и чему учить станет малого? Отдал ему сына и пошел домой. Пришел домой в радости, рассказал обо всем бабе; а встречный-то был колдун. Вот прошли три года, а старик совсем позабыл, в какой день отдал сына в науку, и не знает, как ему быть. А сын за день до срока прилетел к нему малою птичкою, хлопнулся о завалинку и вошел в избу добрым молодцем, поклонился отцу и говорит: завтра-де сравняется как раз три года, надо за ним приходить; и рассказал, куда за ним приходить, и как его узнавать. «У хозяина моего не я один в науке; есть, — говорит, — еще одиннадцать работников, навсегда при нем остались — оттого, что родители не смогли их признать; и только ты меня не признаешь, так и я останусь при нем двенадцатым. Завтра, как придешь ты за мною, хозяин всех нас двенадцать выпустит белыми голубями — перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны. Вот ты и смотри: все высоко станут летать, а я нет-нет да возьму повыше всех. Хозяин спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на того голубя, что повыше всех. После выведет он к тебе двенадцать жеребцов — все одной масти, гривы на одну сторону, и собой ровны; как станешь проходить мимо тех жеребцов, хорошенько примечай: я нет-нет да правой ногою и топну. Хозяин опять спросит: узнал своего сына? Ты смело показывай на меня. После того выведет к тебе двенадцать добрых молодцев — рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо и одежей ровны. Как станешь проходить мимо тех молодцев, примечай-ка: на правую щеку ко мне нет-нет да и сядет малая мушка. Хозяин опять-таки спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на меня». Рассказал все это, распростился с отцом и пошел из дому, хлопнулся о завалинку, сделался птичкою и улетел к хозяину. Поутру дед встал, собрался и пошел за сыном. Приходит к колдуну. «Ну, старик, — говорит колдун, — выучил твоего сына всем хитростям. Только, если не признаешь его, оставаться ему при мне на веки вечные». После того выпустил он двенадцать белых голубей — перо в перо, хвост в хвост, голова в голову ровны, и говорит: «Узнавай, старик, своего сына!» Как узнавать-то, ишь все ровны! Смотрел-смотрел, да как поднялся один голубь повыше всех, указал на того голубя: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» — сказывает колдун. В другой раз выпустил он двенадцать жеребцов — все как один, и гривы на одну сторону. Стал дед ходить вокруг жеребцов да приглядываться, а хозяин спрашивает: «Ну что, дедушка! Узнал своего сына?» — «Нет еще, погоди маленько»; да как увидал, что один жеребец топнул правою ногою, сейчас показал на него: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» В третий раз вышли двенадцать добрых молодцев — рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо, словно одна мать родила. Дед раз прошел мимо молодцев — ничего не заприметил, в другой прошел — тож ничего, а как проходил в третий раз — увидал у одного молодца на правой щеке муху и говорит: «Кажись, это мой!» — «Узнал, узнал, дедушка!» Вот, делать нечего, отдал колдун старику сына, и пошли они себе домой. Шли-шли и видят: едет по дороге какой-то барин. «Батюшка, — говорит сын, — я сейчас сделаюсь собачкою; барин станет покупать меня, ты меня-то продай, а ошейника не продавай; не то я к тебе назад не ворочусь!» Сказал так-то да в ту ж минуту ударился оземь и оборотился собачкою. Барин увидал, что старик ведет собачку, зачал ее торговать: не так ему собачка показалася, как ошейник хорош. Барин дает за нее сто рублев, а дед просит триста; торговались-торговались, и купил барин собачку за двести рублев. Только стал было дед снимать ошейник, — куда! — барин и слышать про то не хочет, упирается. «Я ошейника не продавал, — говорит дед, — я продал одну собачку». А барин: «Нет, врешь! Кто купил собачку, тот купил и ошейник». Дед подумал-подумал (ведь и впрямь без ошейника нельзя купить собаку!) и отдал ее с ошейником. Барин взял и посадил собачку к себе, а дед забрал деньги и пошел домой. Вот барин едет себе да едет, вдруг — откуда ни возьмись — бежит навстречу заяц. «Что, — думает барин, — али выпустить собачку за зайцем да посмотреть ее прыти?» Только выпустил, смотрит: заяц бежит в одну сторону, собака в другую — и убежала в лес. Ждал-ждал ее барин, не дождался и поехал ни при чем. А собачка оборотилась добрым молодцем. Дед идет дорогою, идет широкою и думает: как домой глаза-то показать, как старухе сказать, куда сына девал? А сын уж нагнал его. «Эх, батюшка! — говорит. — Зачем с ошейником продавал? Ну, не повстречай мы зайца, я б не воротился, так бы и пропал ни за что!» Воротились они домой и живут себе помаленьку. Много ли, мало ли прошло времени, в одно воскресенье говорит сын отцу: «Батюшка, я обернусь птичкою, понеси меня на базар и продай; только клетки не продавай, не то домой не ворочусь». Ударился оземь, сделался птичкою; старик посадил ее в клетку и понес продавать. Обступили старика люди, наперебой начали торговать птичку: так она всем показалася! Пришел и колдун, тотчас признал деда и догадался, что у него за птица в клетке сидит. Тот дает дорого, другой дает дорого, а он дороже всех; продал ему старик птичку, а клетки не отдает; колдун туда-сюда, бился с ним, бился, ничего не берет! Взял одну птичку, завернул в платок и понес домой. «Ну, дочка, — говорит дома, — я купил нашего шельмеца!» — «Где же он?» Колдун распахнул платок, а птички давно нет; улетела, сердешная! Настал опять воскресный день. Говорит сын отцу: «Батюшка! Я обернусь нынче лошадью; смотри же, лошадь продавай, а уздечки не моги продавать; не то домой не ворочусь». Хлопнулся о сырую землю и сделался лошадью; повел ее дед на базар продавать. Обступили старика торговые люди, всё барышники: тот дает дорого, другой дает дорого, а колдун дороже всех. Дед продал ему сына, а уздечки не отдает. «Да как же я поведу лошадь-то? — спрашивает колдун. — Дай хоть до двора довести, а там, пожалуй, бери свою узду: мне она не в корысть!» Тут все барышники на деда накинулись: так-де не водится! Продал лошадь — продал и узду. Что с ними поделаешь? Отдал дед уздечку. Колдун привел коня на свой двор, поставил в конюшню, накрепко привязал к кольцу и высоко притянул ему голову; стоит конь на одних задних ногах, передние до земли не хватают. «Ну, дочка, — сказывает опять колдун, — вот когда купил, так купил нашего шельмеца». — «Где же он?» — «На конюшне стоит». Дочь побежала смотреть; жалко ей стало добра молодца, захотела подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем вырвался и пошел версты отсчитывать. Бросилась дочь к отцу. «Батюшка, — говорит, — прости! Грех меня попутал, конь убежал!» Колдун хлопнулся о сырую землю, сделался серым волком и пустился в погоню: вот близко, вот нагонит! Конь прибежал к реке, ударился оземь, оборотился ершом и бултых в воду, а волк за ним щукою. Ерш бежал-бежал водою, добрался к плотам, где красные девицы белье моют, перекинулся золотым кольцом и подкатился купеческой дочери под ноги. Купеческая дочь подхватила колечко и спрятала. А колдун сделался по-прежнему человеком. «Отдай, — пристает к ней, — мое золотое кольцо». — «Бери!» — говорит девица и бросила кольцо наземь. Как ударилось оно, в ту ж минуту рассыпалось мелкими зернами. Колдун обернулся петухом и бросился клевать; пока клевал — одно зерно обернулось ястребом, и плохо пришлось петуху: задрал его ястреб! Тем сказке конец, а мне водочки корец. Хитрая наука (вариант сказки 2) Жил себе старик со старухою, был у них сын по имени Федор. Задумал старик отдать сына в науку и отдал к одному богатому купцу на три года; а тот купец до всего дошел, все премудрости знал! Вот через три года пошел старик за сыном, стал подходить близко — на ту пору увидал его сын, обернулся ясным соколом, прилетел навстречу и сел ему на голову. Старик ужахнулся: кто-де меня прельщает? Сокол-птица скочил с головы, ударился о сыру землю и стал таким молодцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать; другого такого молодца и в свете нет! И говорит: «Здравствуй, батюшка! Ты идешь за мною, только трудно будет меня взять. Купец выведет тебе тридцать жеребцов — все как один, и велит меня узнавать. А я буду третий с правой руки; смотри же, хватай этого жеребца за узду и говори: вот мой сын!» Обернулся опять ясным соколом и улетел в свое место. Пришел старик к купцу; постучал под окошком и говорит: «Господин купец! Отдай моего сына». — «Хорошо, — отвечает купец, — наперед узнай его». Пошел на конюшню и вывел тридцать жеребцов — все как один, стоят рядом да о землю копытом бьют. Старик стал к жеребцам поближе, посмотрел-поглядел, схватил третьего с правой руки за узду и сказал: «Вот мой сын!» — «Правда! — отвечал купец. — Это твой сын! Только отдать его не согласен; приходи завтра и узнавай снова». На другой день поутру поднимается старик ранёшенько, умывается белёшенько, сряжается1 скорёшенько и идет к купцу, а сын опять обернулся ясным соколом, полетел к нему навстречу и сел ему на голову. Старик ужахнулся и спрашивает: кто-де меня прельщает? Сокол-птица скочил с головы, ударился оземь и стал таким красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать. И говорит: «Здравствуй, батюшка! Идешь ты за мною, только трудно будет меня взять, да и трудно признать: купец выведет тебе тридцать девиц — все как одна. Смотри же, я натычу в косу булавок, а ты пройдись рукой по всем девицам — по головам: где кольнет, ту девицу и бери за руку и говори: вот мой сын!» Сказал и улетел назад ясным соколом. Пришел старик, постучался под окошко: «Господин купец! Отдай моего сына». Ну, купец вывел в сад тридцать девиц — все как одна, и говорит: «Выбирай своего сына». Начал старик высматривать да гладить по головам; раз прошел и другой прошел — не признал приметы, пошел в третий — и уколол палец; тотчас взял ту девицу за руку и молвил: «Вот мой сын!» — «Правда, — отвечал купец, — это твой сын! Только отдать его не согласен; приходи утре2 и выбирай снова». Пошел старик домой в тоске-печали, а купец говорит сыну: «Не отец твой мудёр, ты — мудёр!» И давай его бить и рвать, едва жива оставил. Старик ночь ночевал, поутру поднимается ранёшенько, умывается белёшенько, сряжается крутёшенько3 и идет к купцу. Сын увидал его, обернулся ясным соколом, полетел навстречу и сел ему на голову. Опять старик ужахнулся: «Что это за мразь4 прилетел!» Сокол-птица скочил с головы, ударился оземь и стал таким красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать. И говорит: «Здравствуй, батюшка! Идешь ты за мною, только трудно меня взять, да и трудно признать: нынче обернет нас купец тридцатью ясными соколами — все как один, выпустит на широкий двор и насыпет белоярой пшеницы, а мы соберемся в одно стадо и станем клевать. Смотри же: все будут зерно клевать, а я стану кругом бегать; по этой примете признаешь меня». Сказал, обернулся ясным соколом и полетел в свое место. Старик по-прежнему пришел к купцу, постучался под окошко и скричал: «Господин купец, отдай моего сына!» Купец тотчас выпустил тридцать ясных соколов — все как один, насыпал им белоярой пшеницы. «Узнавай, — говорит, — своего сына». Все птицы собрались в одно стадо и стали зерно клевать, а один сокол кругом бегает. Старик подобрался к нему поближе, ухватил за крыло и говорит купцу: «Вот он мой сын!» — «Ну и возьми его! — сказал купец. — Не ты мудёр, мудёр твой сын». Взял старик сына и направился домой. Идет путем-дорогою, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. На ту пору скачут охотники, промышляют зверя красного: впереди лиса бежит, норовит от них уйти. «Батюшка, — говорит сын, — я обернусь кобелем и схвачу лисицу; как наедут охотники и станут отбивать зверя, молви им: «Господа охотники, у меня свой кучко5 есть, я тем голову свою кормлю!» Охотники скажут: «Продай нам кучка», ты и продай, да возьми сто рублев». Тотчас обернулся он кобелем, погнал за лисой и схватил ее. Наехали охотники. «Ах ты, старый, — закричали они, — зачем пришел сюда нашу охоту переймать?» — «Господа охотники, — отвечает старик, — у меня свой кучко есть, я тем голову свою кормлю». Охотники говорят: «Продай кучка». — «Купите». — «А дорог?» — «Сто рублев». Охотники заплатили ему деньги и повели с собой кучка, а старик пустился один домой. Вот охотники ехали-ехали, глядь — бежит лисица, пустили за нею своих кобелей; те гоняли-гоняли, никак догнать не могли. Один охотник говорит: «Пустимте, братцы, нового кобеля!» И только пустили, кобель тотчас нагнал лису, ухватил и убежал вслед за стариком. Догнал отца, ударился о сырую землю и сделался молодцом по-старому, по-прежнему. Пошли они дальше. Подходят к озеру, охотники стреляют гусей, лебедей и серых уточек. Летит стадо гусиное; говорит сын отцу: «Батюшка! Я обернусь ясным соколом и стану хватать-побивать гусей; придут к тебе охотники, начнут приставать, ты им и скажи: «У меня свой сокол есть, я тем голову свою кормлю!» Будут они торговать сокола, ты продавай да проси два ста рублев». Обернулся ясным соколом, поднялся повыше стада гусиного и стал хватать-побивать гусей да на землю пускать. Старик едва в кучу собирать поспевает. Как увидали охотники такую добычу, прибежали к старику: «Ах ты, старый! Зачем пришел сюда нашу охоту переймать?» — «Господа охотники! У меня свой сокол есть, я тем голову свою кормлю». — «Не продашь ли сокола?» — «Отчего не продать — купите!» — «А дорог?» — «Два ста рублев». Охотники заплатили деньги и взяли сокола, а старик пошел один. Вот летит другое стадо гусиное. «Пустимте, братцы, сокола!» — сказал один охотник. И только пустили, сокол поднялся повыше стада гусиного, убил одну птицу и полетел вслед за отцом; нагнал отца, ударился о сырую землю и сделался молодцом по-старому, по-прежнему. Пришли они домой: стоит избушка ветхая. «Батюшка, — говорит сын, — я обернусь жеребцом, веди меня на ярмарку и бери триста рублев: надо лес покупать да новую избу строить. Только смотри: жеребца продавай, а узды не продавай; не то худо будет!» Ударился о сырую землю и оборотился жеребцом; повел его старик на ярмарку и стал продавать. Обступили торговые люди; пришел и тот купец, что все мудроссти знал, до всего дошел. «Вот мой супостат! Хорошо же, будешь меня помнить!» — думает про себя. «Что, старичок, продаешь жеребца?» — «Продаю, господин купец». — «Говори, чего стоит?» — «Триста рублев». — «А меньше?» — «Одно слово — триста; меньше не возьму». Заплатил купец деньги и вскочил на жеребца. Старик хотел было узду снять. «Нет, старина, опоздал!» — сказал ему купец и поехал в чистое поле. Трое суток ездил без отдыху, совсем истомил жеребца, приехал домой и привязал его в конюшне туго-натуго. У того купца были дочери, пришли на конюшню, увидали коня: стоит измученный, весь в мыле. «Ишь, — говорят, — как батюшка изъездил жеребца! А нет того, чтобы напоить, накормить его». Отвязали и повели поить его. Жеребец бросился вдруг в сторону, вырвался и убежал в чистое поле. «Где мой конь?» — спрашивает купец. «Мы отвязали его, хотели напоить, — говорят дочери, — а он вырвался и убежал со двора». Как услышал про то купец, тотчас обернулся конем и что сил было поскакал в погоню. Вот-вот близко! Слышит Федор погоню, кинулся в море и обернулся ершом, а купец за ним щукою, и побежали морем. Ерш сунулся в ракову нору: щука-де ерша не берет с хвоста! Щука говорит: «Ерш, поворотись сюда головой!» А ерш в ответ: «Ну, ты щука, востра — съешь ерша с хвоста!» И так стояли трое суток. Наконец щука заснула, а ерш выскочил из норы и прибежал морем к некоему царству. В то самое время вышла служанка на море почерпнуть воды. Ерш обернулся перстнем, какого лучше во всем царстве не было, и попал в ведро. Служанка подарила тот перстень царевне; крепко полюбился он ей — днем на руке носит, а ночью спит с молодцом. Узнал про то купец и пришел торговать перстень. А Федор наказал царевне: «Проси с него за перстень десять тысяч рублев, да как станешь отдавать — урони перстень на пол; я рассыплюсь тогда мелким жемчугом, и прикатится одна жемчужина тебе под ноги — заступи ту жемчужину своим башмачком. Купец обернется петухом, станет клевать жемчуг, поклюет и скажет: «Теперь погубил я своего супостата!» Тогда, царевна, подними свою ножку с последней жемчужины: жемчужина обернется ястребом и разорвет петуха на две части». Стал купец покупать перстень; взяла с него царевна целые десять тысяч и будто нечаянно уронила перстень на пол; рассыпался он мелким жемчугом, и прикатилось одно зерно прямо к ногам царевны. Она в ту ж минуту заступила его своим башмачком. А купец обернулся петухом и начал клевать жемчуг; поклевал все и говорит: «Ну, теперь погубил я своего супостата!» Царевна приподняла свою ножку: жемчужина обернулась ястребом, и разорвал ястреб петуха на две части. После того ударился о сырую землю и стал таким красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать. Женился на царевне, и стали провождать жизнь свою во всяком благополучии и веселье; и я там был, вино-пиво пил, по губам-то текло, а в рот не попало; тут мне колпак давали да вон толкали; я упирался да вон убирался. Хитрая наука (вариант сказки 3) В некотором царстве жила-была старуха бедная, неимущая. Был у нее сын, захотелось ей отдать сына в такую науку, чтоб можно было ничего не работать, сладко есть и пить и чисто ходить. Только кого ни спросит — все над ней со смеху помирают: «Хоть весь свет изойди, — говорят люди, — а такой науки нигде не найдешь!» А старухе все неймется, продала свою избушку и говорит сыну: «Собирайся в путь, пойдем искать легкого хлеба!» Вот и пошли. Близко ли, далеко ли — пришли к могиле. Уморилась, старуха с походу. «Сядем на могилу, отдохнем маленько», — говорит сыну; стала садиться да с устали и воздохнула: «Ох!» Вдруг откуда не взялся — явился старец и спрашивает: «Чего тебе надобно? Зачем позвала?» Старуха переполошилась: «Что ты, что ты! — говорит. — Я тебя совсем не звала». — «Ну, нет! Ты кликнула: «Ох!» Я — самый Ох и есть; сказывай, в чем нужда?» Сколько старуха ни отговаривалась, не могла отговориться, принуждена была признаться: веду-де сына вхчЮшjЦµ>‘ цА™КYЫў] ]•P@Hl€ЁэЭNК>C©Л3TлМдобывать, без работы сладко есть и пить и чисто ходить. «Отдай мне, я выучу, — сказал Ох, — только, чур, с уговором: ровно через семь лет приходи сюда и скажи: «Ох!» — я сейчас выйду, покажу тебе сына, и коли узнаешь его — бери с собой смело, и за ученье не возьму с тебя ни копейки; а коли до трех раз не узнаешь — пусть будет мой навсегда!» Как, думает старуха, не узнать свое родное детище! Отдала сына и распрощалась с ним на целые семь лет: живи — не тужи! Много прошло времени до сроку, перебивалась старуха кое-как; на исходе седьмого года пошла на могилу, пришла и только промолвила: «Ох!» — Ох как тут. «Что, — спрашивает, — аль за сыном пришла?» — «Да, батюшка, за сынком». Засвистал Ох своим молодецким посвистом, и вдруг прилетело двенадцать скворцов, сели все подряд на землю и начали щебетать. «Ну, — говорит Ох старухе, — коли надобен тебе сын — он здесь; узнавай его и бери себе». — «Что ты? — отвечает она. — Где тут быть моему сыну? Я отдала тебе человека, а ты кажешь мне птицу воздушную». — «Знай же, все это люди, а не скворцы; все также по-твоему искали легкого хлеба, попали ко мне в науку да навсегда у меня и остались, потому что ни отцы их, ни матери не признали. Приходи теперь за сыном через три года». Заплакала старуха и воротилась назад одна-одинехонька, выждала три года и опять идет за сыном. Ох свистнул своим молодецким посвистом, и прилетело двенадцать голубей. «Узнавай сына!» — говорит старухе; вот она смотрела-смотрела, так и не узнала. «Приходи опять через три года, — сказал Ох, — то будет последний раз; коли и тогда не угадаешь — простись навеки с сыном». Прошло еще три года, идет старуха за сыном в последний раз и видит: возле харчевни привязана к забору лошадь, и говорит ей эта лошадь человечьим голосом: «Здравствуй, матушка! Верно, опять за мной идешь?» Далась диву старуха: лошадь — а говорит человечьим голосом и называет ее матушкой. «Не дивись, — говорит конь, — я взаправду твой сын; хозяин приехал на мне в харчевню и теперь сидит там, гуляет. Как придешь ты к могиле, выведет тебе Ох двенадцать жеребцов — все одной шерсти, все на одну стать; я буду седьмой с правой руки». Пришла старуха к могиле и только молвила: «Ох!» — Ох как тут, свистнул своим молодецким посвистом — и прибежало двенадцать жеребцов, ростом, дородством, шерстью — все одинаковые, и стали в ряд. Старуха отсчитала седьмого справа и говорит Оху: «Это мой сын!» — «Угадала, — сказал Ох, — хоть и жалко, а делать нечего — бери его домой». Взяла старуха сына, и пошли они добывать легкого хлеба. «Теперь, матушка, — говорит ей сын, — можешь водить меня по селам и городам и продавать барам да купцам за хорошую лошадь; я таким обернусь жеребцом, что тебе всякий даст за меня худо три тысячи! Помни только одно: как продашь коня, недоуздка ни за что не отдавай, снимай и бери себе; а то больше меня не увидишь!» Вот оборотился сын вороным жеребцом, а мать повела его на базар продавать. Приступились разные купцы, торговать-торговать, и купили коня за три тысячи; старуха взяла три тысячи, сняла с коня недоуздок и пошла своей дорогой. Долго-долго шла, дело стало к вечеру, пораздумалась она, вспомнила про сына: «Где-то мой сынок теперь?» Глядь — а он догоняет ее, как ни в чем не бывал. На другой день опять старуха продала сына за хорошую лошадь, а недоуздок себе взяла. А на третий день, как повела жеребца на базар, повстречался ей Ох — тот самый, у которого сын был в науке. Только она его не признала. Сторговал и берет себе жеребца; баба хотела было снять недоуздок. «Что ты, бабушка! — говорит Ох. — Где это видано, чтоб продавать коня без повода!» Пхнул ее наземь, вскочил на коня верхом, усмехнулся и сказал: «Полно-де вам людей обманывать!» Ударил по лошади и был таков! Тут только догадалась старуха, кто купил у нее сына; горько заплакала, и деньгам не рада. Целых три дня и три ночи ездил Ох на своем жеребце, бил его и пришпоривал до крови, скакал без отдыху по горам и долам: измучился жеребец, едва жив остался. После приехал Ох на постоялый двор, привязал коня к забору и так крепко притянул ему голову, что едва дышать можно; а сам пошел в избу и давай пить да гулять. Случись на ту пору, проходила мимо одна девица; жеребец говорит ей человечьим голосом: «Слушай, умница! Будь добра и будь милослива — сними с меня недоуздок». Девица послушала, сняла недоуздок, а жеребец со двора и пустился в чистое поле; только зад показал! Ох увидал в окно, что жеребца-то нет у забора, бросился за ним в погоню. Заслышал жеребец погоню, ударился о сырую землю, перекинулся гончею собакою и побежал пуще прежнего. Тогда Ох обернулся серым волком да вслед за собакою: вот-вот настигнет, на клочки разорвет! Видит собака, что смерть на носу, ударилась о сырую землю, перекинулась медведем и хочет волка душить; волк догадался, обернулся львом и смело идет на медведя. Но тот себе на уме, ударился оземь и полетел по поднебесью белым лебедем; а Ох за ним ясным соколом. Долго они летели, и стал нагонять сокол лебедя: вот-вот ударит! Видит лебедь: внизу река течет, упал прямо на воду, обернулся ершом — ощетинился. А сокол сделался щукою, не отстает от ерша, плывет за ним следом. И говорит щука ершу: «Поворотись ко мне головою, я тебя съем!» — «Врешь, проклятая щука! — отвечает ерш. — Меня не съешь, разве подавишься. А коли ты, щука, востра, так глотай меня с хвоста!» Долго ли, коротко ли они этак плавали, наконец подплыли к берегу; а тут на плоту стояла царевна и мыла белье. Ерш как выскочит из воды да прямо к ней под ноги и подкатился золотым кольцом. Царевна подняла кольцо, надела на пальчик любуется и говорит: «Если б по этому колечку да найти мне добра молодца — жениха себе!» На другой день нарядился Ох богатым купцом, пришел к самому царю и сказывает: «Твоя царевна нашла мое кольцо, прикажи назад отдать». Царь тотчас позвал свою дочь, велит отдавать кольцо. Осерчала царевна на купца, сняла кольцо с пальчика и бросила наземь. Кольцо рассыпалось мелким просом, и одно зернышко попало царевне в башмачок. Купец оборотился петухом; поклевал петух просо, взлетел на окно, захлопал крыльями и закричал: «Кукуреку! Кого хотел, того съел». Тут выкатилось из царевнина башмачка последнее зернышко, ударилось оземь и сделалось быстрым ястребом. Бросился ястреб на петуха, запустил в него свои когти, начал щипать-теребить; только перья сыплются! «Врешь, — говорит, — не бывало того, чтобы петух да мог ястреба съесть!» — и разорвал его надвое. После ударился оземь и сделался таким молодцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером описать, и женился на царевне. И я не свадьбе был, мед-вино пил, по бороде текло, в рот не попало. Сказке конец, а добру молодцу квасу корец. Хитрая наука (вариант сказки 4) Жил-был купец с купчихою, и было у них одно детище любимое; отдали они его учиться на разные языки к одному мудрецу, аль тоже знающему человеку, чтоб по-всячески знал — птица ли запоет, лошадь ли заржет, овца ли заблеет; ну, словом, чтоб все знал! Поучился он один годок, а уж лучше учителя все знал. Как кончилось ученье, приезжает за сыном отец, хочет его выкупить. А учитель говорит старику: «За ученье триста рублев, да прежде того узнай сына!» И сделал он из тридцати учеников своих тридцать молодцев: молодец к молодцу! А сын успел шепнуть отцу: «На моем-де лице мушка сядет, я ее платком смахну». Так и сделал; по той примете старик угадал сына. «Ну, не ты мудёр-хитёр, — сказал ему учитель, — мудёр-хитёр твой сын! Угадывай сызнова». На другой раз вывел он тридцать коней: волос к волосу! Все смирно стоят, а один с ноги на ногу переступает, и по той примете опять угадал старик своего сына. «Не ты мудёр-хитёр, мудёр-хитёр твой сын! Угадывай в третий раз», — сказал учитель и выпустил тридцать сизокрылых голубей; все стоят не шелохнутся, а один голубок крылышком взмахнул. И опять-таки узнал купец сына. Нечего делать, надо было отдать ученика. Идут купец с сыном дорогою, а ворона летит да кричит: «Сын станет ноги мыть, а отец воду пить!» — «Что это, дитятко, ворона-то кричит?» Сыну стыдно было сказать. «Не знаю, батько!» — «Экой дурень! Чему ж тебя учили? За что я триста рублев заплатил?» — «Не попрекай, батько, деньгами; я тебе их с лишком отдам. Дойдем до базару, я обернусь конем; ты меня продавай, только уздечки не отдавай! Вот деньги и воротишь». Сказано — сделано; взял купец за сына триста рублев. Приходит домой, а сын уже дома. И во второй раз сын оборотился жеребцом; купец взял за него еще триста рублев, а уздечки не отдал. Вот и в третий раз повел он сына на базар. Случись на то время быть там учителю. Пристал к купцу: «Продай да и продай лошадь!» — «Изволь, давай триста рублев». — «Дам, продай с уздечкою». Купец призадумался. «Продай — надбавлю!» Соблазнился старик и продал. Учитель сел на коня да и был таков! Взмылил он коня вспенил ему бока; а сам бьет да приговаривает: «Я ж тебя перехитрю, я ж тебя перемудрю!» До костей пронял и проехал на нем без отдыху тридцать верст к сестре своей в гости; привязал коня крепко-накрепко за кольцо к столбу, а сам вошел в горницу. Скоро вышла сестра его и увидала на дворе ретивого коня — всего в пене; сжалилась над ним, разнуздала и дала пшена белоярого и сыты медвяной. Вздумал учитель ехать домой, вышел: глядь-поглядь — а коня как не бывало; взъелся он на сестру: «Ты мне больше не сестра, я тебе не брат!» А сам пустился догонять: плохо пришлось купеческому сыну! На дороге попалась река; он скорее обернулся карасем да в воду, учитель за ним щукою. Купеческий сын выскочил из воды и сделался перстнем: лежит на проруби, так и сияет! Шла девка-чернавка, увидела перстень, поскорей надела его на руку — и домой бежать. Марфида-царевна заприметила у девки-чернавки тот перстень, выпросила себе, а на промен дала целых три кольца. Живет купеческий сын у царевны: днем перстнем на руке, а ночью добрым молодцем на постели. А учитель все знает, все ведает; взял себе гусли звончатые, идет по улице, разыгрывает. Марфида-царевна и говорит царю: «Нельзя ли, батюшка, позвать его к нам?» Царь велел позвать. Вот один раз был, на гуслях играл, царевну с царем потешал, и в другой, и в третий был. Спрашивает его царь: «Чем тебя наградить, чем за игру заплатить?» — «Да ничего, ваше царское величество, мне не нужно, окромя перстенька, что блестит на ручке у твоей царевны». Пришлось Марфиде-царевне разлучаться с перстеньком. А купеческий сын еще прежде научил ее: «Как будешь отдавать перстень, урони словно ненароком; я рассыплюсь мелким жемчугом — наступи ногой на одну жемчужину». Она так и сделала: перстень упал и рассыпался мелким жемчугом; учитель обратился в петуха и давай клевать жемчуг, а купеческий сын в ту минуту выскользнул из-под ножки царевниной, обернулся соколом и свернул петуху голову. Ну, дальше что и рассказывать: известное дело — купеческий сын женился на Марфиде-царевне и сделался после царем. А отец и мать обедняли и стали ходить по дворам, побираться. Раз на праздниках пришли они вместе с другими убогими и нищими на царский двор. Царь велел их накормить, напоить, да и спать положить; таков был милослив! Вот дали им комнатку и уложили спать. Ночью старик проснулся, захотелось ему испить, посмотрел кругом — видит: стоит светлый таз с водою, давай из него пить. А в том тазу царь на ночь ноги полоскал: стало быть, правду ворона сказала. Поутру царь начал убогих расспрашивать: откуда, кто и как родом? И признал своих родителей. С того времени стали они вместе жить-поживать, не горевать. Хитрая наука (вариант сказки 5) Жил богатый купец, у него был сын Иван. Вздумалось старику: повезу сына за море, отдам учиться птичьему языку. Отдал его в науку. Через три года приехал старик за сыном. «Заплати наперед за ученье, тогда и бери», — говорит учитель; а купец тем временем обеднял, заплатить нечем. «Батюшка, — сказал ему сын, — выпроси меня к себе в гости; я достану тебе денег». Отец выпросил. Идут они дорогою, идут широкою. «Слышь, батюшка, — говорит Иван купеческий сын, — я оборочусь лошадью, веди меня на ярмарку и продавай за триста рублев». Сказано — сделано. Купил лошадь знатный боярин, захотел посмотреть ее прыти, сел и ну пришпоривать. Конь стал на дыбы, сбил седока и поскакал в чистое поле. «Лови, лови!» — кричит боярин конюхам. Ну где поймать буйный ветер на поле, ясна сокола в поднебесье? Выкупил купец своего сына, и пустились домой; плывут по синю морю, а над ними летит стая гусей и так-то громко гогочут. «Что говорят гуси?» — спрашивает отец. «Не знаю», — отвечает сын. Летит другая стая лебедей, еще громче кричат. «Что говорят лебеди?» — спрашивает отец. «Не знаю», — отвечает сын. Купец разгневался: столько учился, а ничего не знает! Столкнул его с досады в море и поплыл дальше. А Ивана купеческого сына далеко-далеко занесло волнами и прибило к берегу тридесятого царства. Пошел он к тамошнему царю во дворец и напросился к нему в службу. Ни мало, ни много прошло времени, полюбился он царю больше родного детища, полюбился и царевне. Царь женил его на своей дочери, и сделался Иван купеческий сын Иваном-царевичем. А отец его до того дошел, что сделался нищим и стал по миру бродить, милостыню просить. Много исходил он городов, забрел, наконец, в тридесятое царство. Увидал его из окна Иван-царевич и велел привести во дворец, накормил-напоил и спать уложил. А с вечера царевич ноги мыл в золотом тазе, так эта вода в нем и осталась. Ночью захотелось старику напиться, попросить не посмел, взял да и напился из таза. Царевич услыхал и спрашивает: «Кто там возится?» — «Это я, батюшка! Пришел водицы испить». — «Что ты! Ведь я в этой воде ноги мыл!» И вспомнилось царевичу, как плыл он с отцом по морю и что гоготали гуси-лебеди; стал расспрашивать убогого старика, узнал — кто он такой, и говорит: «А помнишь ли, старичок, как ехал ты с сыном по синю морю и спрашивал его, о чем гуси-лебеди разговор вели? Они вот что говорили: Ивану гостиному сыну ноги мыть, а отцу его воду пить! Ведь я — твой сын!» Старик испугался, хотел было в ноги повалиться, да царевич не допустил; обнялись они и поплакали на радостях. «Как же ты, сынок, не утонул?» — спросил отец. «Экой! Не на то я учился, чтобы топиться, а чтоб на царевне жениться». Источник: http://www.hobbitaniya.ru | |
|
| |
| Просмотров: 1947 | |